Вопрос застал ее врасплох. Она ждала, что он обрушит на нее обвинения в предательстве, но не предвидела настолько простого вопроса. Какое счастье, что ей не придется лгать.
— Нет, я не была влюблена в дона Мигуэля, — ответила она. — Но я его жалела. Он очень молод и впечатлителен. Теперь он вернется домой в Испанию, к своей семье.
— Вы любили его! — В его словах прозвучали укор и презрение.
— Если бы я его любила, я убежала бы с ним, — сказала Лизбет и увидела, что в глазах Родни промелькнуло изумление, и почувствовала внезапно, как в груди закипает гнев. — Неужели вам недостаточно того, что вы уже сделали? — спросила она. — Вам непременно хочется большего? А ведь вы могли проявить великодушие, высадить его на берег вместе с теми несчастными туземными рабами. Но вы хотели притащить его в Англию за своей колесницей победителя, чтобы потешить свое тщеславие. Но у вас и без него есть чем похвастаться. Он всего лишь мальчик, пусть и носит громкий титул и владеет большим состоянием. Вы уже столько отняли у него, что могли бы, по крайней мере, подарить ему свободу.
Родни молча смотрел на нее. Он не успел ничего ответить, потому что Лизбет изо всей силы топнула ногой, ее волосы взметнулись и вспыхнули вокруг лица огненным ореолом.
— Мне кажется, я вас ненавижу! — воскликнула она и, не сумев сдержать рыданий, выбежала из каюты, хлопнув дверью.
Глава 11
Погода испортилась, над морем висел густой туман, сильно штормило. Качка на тяжелой «Святой Перпетуе», глубоко зарывавшейся носом в свинцовые волны, очень отличалась от качки на «Морском ястребе», и Родни даже пожалел, что находится не на своем первом корабле меньших размеров.
До дома оставалось восемь дней пути, мысли путешественников устремлялись вперед к родимым берегам, и каждый предвкушал радость возвращения на английскую землю. Беспокойство и ожидание проявлялись во всем, что бы ни делали матросы. Даже за работой они переговаривались громче и возбужденнее, а насвистывали более нетерпеливо.
И не только мечты об ожидавшей по возвращении награде вдохновляли людей. Да, им предстояло временно разбогатеть, а потом, промотав богатство, снова пуститься в плавание в надежде на новую добычу. Нечто более глубокое и основательное будоражило умы.
Возможно, их тревожил неосознанный страх, что за эти последние дни деньги могут ускользнуть от них… Воды, в которых плыли сейчас корабли, считались опасными. Не было на борту человека настолько глупого или беспечного, который не сознавал бы этого, за исключением разве что туземных волонтеров. Но те страдали от перемены климата и едва ли могли чувствовать что-либо еще, кроме физического дискомфорта.
Несчастных угнетал не только холод. Вскоре после того, как Канары остались позади, на борту «Морского ястреба» вспыхнула желтая лихорадка. Заболели десять человек.
Барлоу сообщил об эпидемии Родни, который не стал распространяться об этом факте среди своей команды. Он подозревал, что если Лизбет узнает, то непременно начнет настаивать, чтобы ей позволили ухаживать за больными.
Родни знал, что заболевшему желтой лихорадкой мало чем можно помочь. Так и случилось — все десятеро заболевших умерли, и казалось более чем вероятным, что и остальные туземцы не дотянут до Плимута.
Команде «Святой Перпетуи» до сих пор чрезвычайно везло. Со времени захвата на ее борту умерли только пятеро англичан и семь туземцев. Эта цифра была необыкновенно мала по сравнению с обычным уровнем смертности в подобных путешествиях. Но все могло измениться за одну ночь.
Родни чувствовал, что из последних сил удерживает зубами свою удачу и ни в коем случае не должен даже на секунду ослаблять хватку, пока они благополучно не войдут в Ла-Манш.
На другое утро ветер усилился. С одной стороны, это было на руку, поскольку позволяло развить отменную скорость. Но Родни чувствовал, что замерзает в своем продуваемом насквозь тонком камзоле. Не удивительно, что привыкшие к тропическим температурам туземцы мучительно страдали от холода.
Только бы добраться до Англии! По прибытии он щедро расплатится с ними, а они, неделю славно погуляв в Плимуте, найдут корабль, плывущий на запад, если только их насильно не завербуют на королевский флот.
Туман слегка рассеялся, и можно было увидеть низко нависшие над морем свинцовые дождевые облака. Родни поговорил с матросом, стоявшим за штурвалом, велел ему взять на два румба влево и отошел в сторонку, чтобы разогреть заледеневшие мышцы, но тут услышал пронзительный крик дозорного с грот-мачты:
— Вижу парус… два паруса, сэр! Это… это испанцы!
Впрочем, в сообщении дозорного уже не было необходимости. Туман быстро рассеивался, и Родни в тот же момент сам увидел корабли. Они находились на расстоянии не более пяти миль и быстро приближались. Это были галионы такой же величины, как «Святая Перпетуя», если не больше. Родни понял, что испанцы держат курс на Канары, скорее всего, это были торговые суда, возвращавшиеся в Гавану.
Родни быстро рассчитал, что в этом случае они идут порожняком и не представляют интереса с точки зрения добычи. Но они принадлежали испанцам, и этого было достаточно, чтобы подбородок его грозно выдвинулся вперед, а губы решительно сжались.
— Испанцы, сэр! Испанцы! — с горящими глазами повторял стоявший рядом Гэдстон, едва не приплясывая от волнения.
— Да, я вижу, мастер Гэдстон. Приготовиться к бою.
Он мог и не говорить этого — матросы уже со смехом и шутками выкатывали пушки. Клочья тумана низко пролетали над морем, отчего корабли то исчезали из поля зрения, то снова появлялись. В один такой момент отчетливой видимости Родни заметил, что ближайший к ним галион, пребывая в счастливом неведении, дружески салютует им вымпелом, и порадовался, что «Святая Перпетуя» идет без флага. Он решил, что поднимет красный крест святого Георгия в самый последний момент и окончательно развеет сомнения испанцев в том, какому государству принадлежит корабль.
— Полный вперед, мастер Гэдстон, — резко скомандовал он.
— Есть, сэр! — весело ответил тот, словно получил от своего капитана не приказ, а кошелек с золотом.
Родни умышленно взял Гэдстона на борт «Святой Перпетуи», чувствуя, что лучше, чем Барлоу, сумеет сдерживать его порывы. Теперь он только порадовался энтузиазму молодого человека. По мнению Гэдстона, иметь дело с испанцами можно было только одним способом — атаковать их, невзирая на риск, как бы ни были малы шансы на успех.
Даже не оглядываясь и не окликая дозорного, Родни знал, что «Морской ястреб» еще не показался на горизонте. Барлоу делал остановку, чтобы произвести мелкий ремонт, и хотя вскоре должен был нагнать их, ждать его не имело смысла. Если они собирались схватиться с испанцами, это следовало сделать сейчас или никогда.
Родни быстро стал прикидывать в уме план сражения, которое неминуемо приближалось. Ветер благоприятствовал «Святой Перпетуе», галионам же приходилась двигаться против ветра. Родни уже видел первый из кораблей сбоку и понимал, что недооценил его размеры. Галион был намного больше «Святой Перпетуи», значит, и пушки на нем были более мощными и дальнобойными. Тоннаж второго из кораблей казался примерно таким же.
