– Охотно! Вы совершенно точно выразили мои чувства. То, что он этак мимоходом нарушил все мои планы, приводит меня в такое бешенство, что мне хочется рвать и метать! Только не говорите мне, что я раздуваю из мухи слона, потому что я и сама это знаю.
– Хорошо, не буду. Вы слишком воспитанны, чтобы излить свой гнев на Уичвуда, потому смело можете сорвать зло на мне.
– Не говорите глупостей! Мне совершенно не за что в данном случае злиться на вас.
– О, пусть это вас не тревожит! Я готов сознательно навлечь на себя ваш гнев, чтобы дать вам возможность выпустить пар. Не стесняйтесь, используйте меня!
– Мистер Карлетон, – сказала она, закусив губу, – я уже просила вас не говорить глупости.
– Но разве я не обещал вам, что буду дразнить вас специально?
– Помимо всего прочего, сэр, меня раздражает ваша способность неизменно оставлять последнее слово за собой, – резко заявила она. – И оно почему-то почти всегда оказывается невежливым.
– Вот так-то лучше! – одобрительно сказал он. – Вы уже почти избавились от раздражения. А теперь скажите, что вы думаете о том, что я вчера наговорил вам всяких гадостей и намеренно покинул вашу вечеринку? А если это не поможет вам успокоиться окончательно, можете смело критиковать, причем куда откровеннее, чем давеча в Питьевой галерее, мой порочный образ жизни и наклонности. Ну, а уж если и это не выгорит…
На щеках у нее заалел румянец, и она прервала его:
– Прошу вас, не говорите более ничего! Я не должна была говорить… того, что сказала… и я пожалела об этом, как только слова эти сорвались у меня с языка, и… и с того самого момента я хочу попросить у вас прощения. Но почему-то такой возможности мне не представилось. А вот сейчас она появилась, и… я прошу вас простить меня!
Он ответил ей не сразу и, искоса взглянув на него, она подметила, как по губам мистера Карлетона скользнула кривая улыбка. Наконец он сказал:
– А вот мне больше всего не нравится в вас, моя очаровательная оса, ваша способность ставить меня в безвыходное положение. Будь я проклят, если знаю, почему вы мне нравитесь!
Эти слова произвели на нее огромное впечатление, но она изо всех сил постаралась сделать вид, будто не придает им значения.
– Я тоже не понимаю, почему должна вам нравиться, ведь мы ссоримся буквально при каждой встрече! А еще у меня есть подозрение, что и дальше будет то же самое, сколько бы раз мы с вами ни были обречены встречаться.
– Вы в самом деле так думаете? – поинтересовался он, и в голосе его прозвучали жесткие нотки. – А у меня сложилось совсем иное мнение. – Он заметил, как она инстинктивно отпрянула, и с коротким сардоническим смешком продолжил: – О, прошу вас, не бойтесь! Я не скажу больше ни слова, пока не мытьем, так катаньем не добьюсь того, что вы перестанете недолюбливать меня. А пока давайте-ка догоним Лусиллу и молодого Элмора.
– Да, давайте, – согласилась она, не зная, то ли радоваться, то ли огорчаться столь неожиданной смене темы. В попытке заполнить неловкую паузу она сказала, переводя кобылу в галоп: – Должна признаться, что я сумела бы не дать воли своему раздражению – во всяком случае, мне очень хочется так думать, – если бы моя кузина Мария не выбрала этот самый момент для того, чтобы заговорить меня до смерти.
– Меня это ничуть не удивляет, – ответил он. – Если бы мне пришлось терпеть ее несносную болтовню хотя бы пять минут, я бы перерезал себе горло. Или ей, – после короткой паузы добавил он. – Хотя, пожалуй, нет: коллегия присяжных, не будучи знакома с нею, наверняка признала бы меня виновным в убийстве. Какая несправедливость иногда творится именем закона! И дело вашей кузины яркое тому свидетельство. Ее, разумеется, следовало бы удавить при рождении, но, очевидно, ее родители оказались крайне недальновидными.
При этих его словах мисс Уичвуд не выдержала и звонко рассмеялась. Повернувшись к нему, она весело взглянула на него и сказала:
– О, как часто меня обуревали те же самые чувства! Она самое бестактное, утомительное и скучное существо на свете! Когда я уезжала из Твинхема, мой брат навязал ее мне в качестве компаньонки, дабы придать мне респектабельности, и я все время спрашиваю себя, как я могла оказаться настолько безголовой, что согласилась на эту безумную затею! Как гадко с моей стороны говорить такие вещи… Бедная Мария! Она же хотела, как лучше.
– Худшего о ней вы сказать не могли. Почему бы вам не отправить ее на все четыре стороны?
Мисс Уичвуд вздохнула и покачала головой.
– Признаюсь, мне частенько хочется так и сделать, но, боюсь, это невозможно. Ее отец, если верить Джеффри, оказался крайне непредусмотрителен и оставил бедняжку фактически без средств к существованию. Поэтому я и не могу просто взять ее и выгнать вон, не так ли?
– Вы можете выплачивать ей содержание, – предложил он.
– А Джеффри будет без конца досаждать мне, настаивая, чтобы я взяла на ее место кого-нибудь еще? Нет уж, благодарю покорно!
– И что же, он действительно ведет себя подобным образом? Вы позволяете ему досаждать себе?
– Я не могу помешать ему. Я не позволяю ему диктовать мне, как я должна вести себя, вот почему мы так часто ссоримся. Видите ли, он старше меня, и ничто не способно разубедить его в том, что я – глупая и упрямая маленькая сестренка и его долг – наставлять, делать замечания и защищать меня. Все это, разумеется, трогательно и прекрасно, но и огорчительно в силу своей ошибочности и неизменно выводит меня из себя.
– Ага! Так и я думал, что его вторжение к вам вызвано не только зубной болью у маленького сына. Он прикатил для того, чтобы предостеречь вас от любого общения со мной, верно? Он подозревает меня в том, что я намерен покуситься на вашу добродетель? Быть может, мне следует сказать ему, что его подозрения беспочвенны?
– Нет, ни в коем случае! – решительно вскричала она. – Я и сама могу прекрасно управиться с Джеффри. Ага, вот и дети! Давайте поспорим, кто первым доскачет до них, мистер Карлетон. Я уже много недель умираю от желания промчаться настоящим галопом.
– Очень хорошо, но не забывайте о кроличьих норах.
– Ха! – презрительно бросила она ему, не оборачиваясь, когда ее лошадь уже ускорила шаг, набирая скорость.
Поначалу она опередила его, но он быстро догнал ее, и к финишу они пришли одновременно, где их аплодисментами приветствовала Лусилла, а Ниниан с шутливым укором заявил, что они подают девушке дурной пример.
– Ты хочешь сказать, хороший пример? – осведомился мистер Карлетон.
– Нет, сэр, не хочу, потому что как, черт возьми, я теперь смогу помешать Лусилле нестись сломя голову, когда она видела, как это делает мисс Уичвуд?
– Можно подумать, будто раньше ты мог остановить меня, если я решала проскакать галопом! – пренебрежительно заявила Лусилла. – Ты даже не мог догнать меня!
