Дорис Соррел стояла у окна и молча смотрела на огни города внизу. Стояла спиной к Эггертону, опершись одной рукой на подоконник.
– О, – пробормотала она, приоборачиваясь. – Уже?
И тут она увидела, кто это.
– Я… хочу получить это, – сказал Эггертон. – Мое предписание о явке в двадцать четыре часа. Я готов его взять. Теперь.
– Вы меня напугали. – Дрожа, она отодвинулась от широкого оконного стекла. – Сколько… сколько вы так стоите и смотрите на меня?
– Я только что вошел.
– Но почему? Вы странный человек, мистер Эггертон. Ведете себя… непонятно. – И она нервно хихикнула. – Я совсем вас не понимаю.
Из темноты показалась мужская фигура, мгновенно обрисовавшаяся черным силуэтом в дверном проеме.
– Дорогая, я принес тебе мартини.
Тут он завидел Эггертона, и на лице проступило удивление, а потом злоба:
– Слышь, вали отсюда, парень. Дама тут не одна.
Вся дрожа, Дорис уцепилась за его руку:
– Харви, это человек, которого я сегодня обработала. Мистер Эггертон, это мой муж.
Они очень сдержанно пожали друг другу руки.
– Где оно? – жестко спросил Эггертон. – Оно у вас с собой?
– Ну… да. В сумочке. – И Дорис отодвинулась. – Я пойду принесу. Если хотите, пойдемте вместе. – Она уже взяла себя в руки. – Вот только я не помню, куда я сумочку дела. Харви, ты не помнишь, где она? Ч-черт… – В темноте она ощупью принялась искать сумочку и наконец нашла что-то маленькое и слабо поблескивающее. – Ф-фух, вот она. На кровати.
Она распрямилась и закурила. И смотрела, как Эггертон читает предписание.
– А почему вы вернулись? – спросила она.
Для вечеринки она переоделась в шелковую, едва доходящую до колен тунику и босоножки. На запястьях звенели медные браслеты, в волосах торчал яркий цветок. Правда, цветок уже почти увял, туника помялась и болталась полурасстегнутой, а сама Дорис выглядела до смерти усталой. Она прислонилась к стене спальни и затянулась – помада на губах размазалась, голос звучал равнодушно:
– А какая теперь разница? Вас объявят вне закона через полчаса. Мы ведь предупредили ваш домашний персонал. Господи, я просто без сил, что ж за день такой… – Она нетерпеливо заоглядывалась, ища глазами мужа: – Пошли отсюда, – сказала она, когда он подбрел поближе. – Мне завтра на работу.
– Но мы же еще ничего не видели? Забыла про обещанный сюрприз? – сердито отозвался Харви Соррел.
– Да к черту сюрприз! – Дорис вытащила свое пальто из шкафа. – Что за таинственность такая? Господи, мы тут уже пять часов торчим, а он и словом не обмолвился, зачем нас сюда пригласил! Пять часов! С меня хватит! Даже если он вычислил квадратуру круга и усовершенствовал машину времени. Все, уже поздно, и я устала.
Она принялась проталкиваться сквозь толпу в гостиной, Эггертон кинулся следом:
– Подождите, выслушайте меня, – выдохнул он. Ухватил ее за плечо и быстро проговорил: – Таунсенд сказал, что если я вернусь, то могу сдаться на милость Агентства! Он сказал…
Женщина стряхнула его ладонь с плеча:
– Да, конечно, можете. Это ваше законное право. – И она сердито обернулась к мужу, который пробирался следом: – Ну ты идешь или нет?
– Иду, иду! – ответил Харви и одарил супругу возмущенным взглядом. Глаза у него были красные и усталые. – Но я намерен попрощаться с Ричардсом. И ты ему уж пожалуйста скажи, что это твоя – а не моя! – идея уйти пораньше. Я не желаю, чтобы он думал, что это я виноват. А если у тебя такие представления о манерах, что тебе даже «до свидания» хозяину дома сказать лень…
Тут от кружка гостей отделился седоватый человек, который впустил Эггертона. Улыбаясь, он подошел к ним:
– Харви! Дорис! Уже уходите? Но вы же еще ничего не видели!
На широком лице отразилось неподдельное разочарование:
– Нет, вы не можете просто вот так взять и уйти!
Дорис уже открыла рот, намереваясь сообщить, что еще как может, но тут в беседу вмешался Харви:
– Слушай, – в полном отчаянии сказал он, – а может, ты нам сейчас покажешь эту свою штуку? Джей, сам-то посуди – разве мы мало прождали?
Ричардс нерешительно помолчал, а потом сдался:
– Ну хорошо, – ответил он.
И вправду, он и так продержал гостей в неведении слишком долго.
Усталые, всякого повидавшие в своей жизни гости оживленно зашушукались – им тоже стало интересно.
Ричардс театральным жестом поднял руки – он все еще намеревался выжать из мизансцены как можно больше:
– Ну что, господа хорошие, момент настал! Пойдемте за мной – оно снаружи!
– А я-то думал, где он держит свою непонятную штуку? – сказал Харви, идя вслед за хозяином. – Пойдем, Дорис.
И он ухватил жену за руку и потащил следом.
Остальные столпились и поплелись через столовую и кухню к задним дверям.
Снаружи их встретил ночной ледяной воздух. Вымораживающий тепло ветер хлестал дрожащих гостей, которые ежась, спускались по черной лестнице в гиперборейскую тьму. Дорис свирепо выдернула руку из руки мужа и налетела на Эггертона – тот шагал за ними. Она быстро продралась скозь толпу гостей к опоясывающей дворик ограде.
– Подождите, – запыхавшись, проговорил Эггертон. – Выслушайте же меня! И что же, тогда Агентство прекратит меня преследовать? – В голосе, несмотря на отчаянные усилия, прорезались жалобные нотки. – Я могу на это рассчитывать? Уведомление будет считаться недействительным?
Дорис устало вздохнула:
– Да, да. Ну ладно, если вы хотите, давайте поедем в Агентство. Я лично займусь вашими бумагами – а то они еще месяц пролежат, пока их в дело пустят. Но вы знаете, что это значит, правда? Вы будете связаны с Агентством пожизненным контрактом – за то, что вас помиловали. Вы знаете это, не правда ли?
– Да, знаю.
– И вы этого хотите? – В голосе послышалось любопытство. – Мужчина вроде вас… я ожидала другой реакции, если честно.
Эггертон жалобно скривился:
– Таунсенд сказал… – просительно начал он.
Дорис резко перебила:
– Единственно, я хочу знать вот что. Почему вы не откликнулись на первое предупреждение? Пришли бы, прошли тест – и ничего бы этого не случилось!
Эггертон открыл было рот, чтобы ответить. На самом деле он хотел произнести целую речь – о том, что у человека должны быть принципы, а также затронуть такие важные понятия, как свободное общество, права индивидуума, его свободы, надлежащая правовая процедура и вмешательство государства в частную жизниь. Но тут случилось долгожданное событие: Ричардс включил мощные прожектора – он их установил специального для особого случая. Ведь он в первый раз демонстрировал результат своих трудов публике.
