Уэллс вяло кивнул и отпил большой глоток из своей кружки. Ему необходимо было как можно скорее вклиниться в этот словесный поток, чтобы высказать американцу свое мнение о его романе. Чем позже он это сделает, тем в более неудобном положении окажутся они оба. Но Сервисс, похоже, не собирался предоставить ему такую возможность.
— И по счастливой случайности вскоре после публикации твоего романа был открыт способ путешествовать во времени, — продолжал он, театрально покачивая головой, будто до сих пор не мог оправиться от удивления. — Ты небось побывал в двухтысячном году и наблюдал за великой битвой, решавшей судьбу человечества?
— Нет, в будущем я не был, — сказал Уэллс, не желая распространяться на эту тему.
— Не был? А почему? — удивился американец.
Уэллс несколько секунд молчал, вспоминая, как, пока совершались «Путешествия во времени Мюррея», ему приходилось демонстрировать ледяное достоинство всякий раз, когда кто-нибудь заводил об этом разговор. В подобных ситуациях, повторявшихся с раздражающей частотой, Уэллс обычно прибегал к насмешливым комментариям, призванным выставить в смешном свете воодушевление своего собеседника. Уэллс представлял дело так, будто он парит над действительностью или опережает ее, но в любом случае далек от повседневной суеты, чего, кстати, чернь и ожидала от любого писателя, отчего-то приписывая ему более возвышенные и менее вульгарные, чем у нее, интересы. В иных случаях, когда Уэллс был не в настроении насмешничать, он давал понять, что оскорблен ценою билета. Эту версию он и решил изложить Сервиссу, полагая, что первую тот вряд ли проглотит, будучи все-таки тоже писателем.
— Потому что я думаю, Сервисс, что будущее принадлежит всем и никто не должен быть лишен возможности увидеть его из-за того, что он не располагает нужной суммой.
Сервисс непонимающе взглянул на него, а потом быстро провел по лицу рукой, словно стряхивая с него прилипшую паутину.
— Ага, понятно! Ты уж прости мою неделикатность, Джордж: билет был чересчур дорог для таких бедных писателей, как мы с тобой… — по-своему понял он Уэллса. — Если честно, я тоже не смог оплатить поездку. Правда, я начал копить, чтобы в конце концов попасть на знаменитый «Хронотилус», понимаешь? Мне хотелось увидеть грядущую войну. Я просто мечтал об этом. И даже задумал, когда окажусь в двухтысячном году, сбежать от своей группы и пожать руку отважному Шеклтону с благодарностью за то, что все наши мечты и чаяния не оказались напрасными. Ведь разве могли бы мы следовать прежним путем, делать изобретения и создавать произведения искусства, если бы знали, что в двухтысячном году на Земле не останется ни одного человека, способного наслаждаться ими, что не останется даже следа от всех наших достижений, что по вине злокозненных автоматов человек и все, что он сумел создать, исчезнет, как будто их и вовсе не было? — Выпалив это, Сервисс словно уменьшился в размерах, как проколотый воздушный шарик, после чего продолжил уже с грустью в голосе: — Но у нас уже не будет возможности отправиться в будущее, Джордж. Ни у тебя, ни у меня. Очень жаль, потому что сейчас у тебя денег наверняка более чем достаточно, чтобы совершить такое путешествие. Полагаю, тебя тоже огорчило известие о закрытии фирмы «Путешествия во времени» ввиду кончины мистера Мюррея.
— Еще как, — насмешливо произнес Уэллс.
— Газеты писали, что его съел дракон, один из тех, что обитают в четвертом измерении, — медленно припоминал Сервисс, — причем все произошло на глазах у его сотрудников, и те ничего не смогли сделать, чтобы этому помешать. Ужасное зрелище, должно быть.
«Да, Мюррею удалось впечатляюще обставить свою смерть», — подумал Уэллс.
— И что же теперь? Как пробиться в четвертое измерение? Думаешь, оно навсегда для нас закрыто? — спросил Сервисс.
— Не знаю, — равнодушно ответил Уэллс.
— Ну ладно, может, нам удастся побывать где-нибудь еще. Может, наша судьба — путешествия в пространстве, а не во времени, — утешился Сервисс, допивая свое пиво. — Возьми хотя бы небо, это непостижимое пространство без конца и края. Оно полно неожиданностей, ведь правда, Джордж?
— Возможно… — согласился Уэллс и нервно задвигался, будто сидел не на стуле, а на горячей сковородке. — Но мне бы хотелось поговорить о вашем романе, мистер Се… Гарретт.
Сервисс резко выпрямился и настороженно взглянул на Уэллса, словно ищейка, взявшая след. Довольный, что ему наконец удалось переключить внимание американца на пресловутый роман, Уэллс одним глотком допил свое пиво, чтобы набраться смелости и обрести столь необходимое сейчас спокойствие, и это не прошло незамеченным для его собеседника.
— Официант, еще пива, пожалуйста, а то лучший в мире писатель погибнет от жажды! — крикнул он, намеренно кривляясь, чтобы привлечь к себе внимание. Затем выжидающе посмотрел на Уэллса. — Ну что, дружище, понравился тебе мой роман?
Уэллс молчал, пока официант ставил на столик кружки с пивом и оценивающе поглядывал на него. Поняв, что стал объектом внимания, он машинально выпрямился на стуле и выпятил грудь, словно величие писателя должно было отражаться не только в его книгах, но и во внешности, этом случайном смешении генов, с которым мы приходим в мир и потом всячески пытаемся изменить, чтобы выглядеть солиднее, отпуская усы, бороду, длинные бакенбарды, нося дорогую одежду или прибавляя в весе и обретая тем самым пугающую округлость.
— Ну… — начал Уэллс, когда официант удалился.
— Да? — спросил Сервисс с детской надеждой в голосе.
— Кое-что получилось… — Уэллс замолчал, и между ними сразу же установилась бездонная, как пропасть, тишина, — просто замечательно.
Сервисс взволнованно дернулся на стуле.
— Кое-что. Получилось. Просто. Замечательно, — отрешенно повторил он, словно пробуя каждое слово на вкус. — Что именно?
Уэллс отхлебнул пива, чтобы выиграть время. Черт побери, что же замечательного можно найти в романе Сервисса?
— Например, космические костюмы. Или кислородные пилюли, — ответил он, потому что это были единственные стоящие детали в пресловутом романе. — Очень… очень изобретательно.
— Спасибо, Джордж! Я знал, что мой роман тебе понравится. Я знал! — выкрикнул Сервисс почти в экстазе. — Разве могло быть иначе? Конечно нет. Мы же с тобой родственные души, да просто близнецы, в литературном смысле, разумеется. Впрочем, как знать, может, и не только в литературном… О мой друг, мы с тобой творим нечто, до сих пор совершенно неизвестное, ты это понимаешь? Очень скоро наши романы отделятся от общего потока литературы и образуют свое особое направление. Мы с тобой, Джордж, творим историю. Нас будут считать отцами нового жанра. Вместе с Жюлем Верном, конечно. Было бы несправедливо забыть французика. Мы все вместе, втроем, изменяем литературу.
— Мне совершенно неинтересно создавать какой-то новый жанр, — перебил его Уэллс, все больше злясь на себя за то, что не сумел направить разговор в нужное русло.
— Знаешь, я думаю, не нам это решать, — возразил Сервисс, подтвердив свои слова кивком. Было видно, что он не хочет дальше углубляться в эту тему. — Давай лучше поговорим о твоем последнем романе, Джордж. Он такой страшный, с этими марсианскими воздушными кораблями в форме ската, облетающими Лондон… Хотел только спросить тебя насчет одной вещи: если, после того как ты написал «Машину времени», был открыт способ путешествовать во временных потоках, то не боишься ли ты, что теперь к нам пожалуют марсиане?
