Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Так мечтал хакан Йосып в тенистом саду своего великолепного дворца под журчание струй и трели певчих птиц с подрезанными крыльями.
Сразу после прохождения флотилии русов он приказал выслать гонцов и распустить ополчение. Десятки тысяч оголодавших хузар, оторванных от своих полей, садов и пастбищ, отправились по домам, проклиная своего повелителя за бесцельно потраченное время и томясь мыслями о том, что, быть может, в это самое мгновение страшные русы грабят их дома, защищать которые хакан не посчитал нужным. Они знали и то, что по осени, точно так же, как и в минувшем году, придут к ним Йосыповы сборщики и потребуют цареву долю. И наплевать будет мытарям, что бесценное для земледельца время посевной хозяин или арендатор надела провел под стенами столицы.
К большому сожалению хакана, наемников нельзя было распустить так же просто, как ополчение. Они останутся в столице, и Йосыпу по-прежнему придется их кормить.
Ничего, лето пройдет, а осенью и они пригодятся – ободрать Святослава, если повезет. Если же не повезет, наемники помогут выколотить подати из упрямых подданных Йосыпа.
А пока хакан отправил очередное письмо в иудейскую общину Дамаска с просьбой о займе. Расплатиться пообещал осенью, из дани многочисленных народов, подвластных Хузарскому хаканату. Большая часть этих народов уже давно не приносила хакану даже медного дирхема. Но в Дамаске об этом могли и не знать.
* * *
– Скажи, Сергей, разве не прекрасна моя родина? – сказал Машег. Глаза благородного хузарина увлажнились. – Воистину наша река прекрасней священного Иордана! Разве нет?
– Да, дружище, здесь очень красиво! – ответил Духарев.
Он не лукавил. Когда могучее русло Итиля-Волги изогнулось, устремляясь к Гирканскому морю, по обоим берегам его лежала степь. Живая степь, с густыми травами, мелкими речушками и маленькими озерцами во впадинах между холмов. Иногда с кораблей русы успевали увидеть пастухов, поспешно отгоняющих стада подальше от берега, или даже небольшие рыбачьи селения, прятавшиеся в тени ветел. Вдоль правого высокого берега шел караванный путь. Временами он уходил в сторону, огибая возвышенность, затем снова возвращался к берегу. Дважды русы видели караваны: цепочку верблюдов, несколько десятков всадников… Заприметив проплывающие лодьи, караваны останавливались, выжидая: вдруг русы захотят высадиться на берег? Тогда придется развернуть верблюдов и улепетывать в степь. Но купцы не очень-то опасались. Поступь верблюда только кажется медлительной. Человеку придется очень быстро бежать, чтобы не отстать от величавого гиганта.
В общем, приволжская степь была населена даже гуще, чем приднепровская. Но когда русло реки разделилось надвое и началась некочевая Хузария, Сергей понял, почему Машег считает свою родину прекрасней киевских лугов и дубрав.
Сначала повлажнел воздух, в лощинах появились деревья, а вдоль берегов – густотравные луга. Потом вдруг, словно по волшебству, оба берега оделись зеленью садов, на склонах холмов появились виноградники, юрты встали рядом с белыми аккуратными домиками. Воздух сделался терпким и душистым одновременно. Действительно, земля обетованная. Впрочем, обитателей ее наверняка предупредили о приближении грозных русов. Селения опустели. Лишь иногда вблизи берегов попадались маленькие рыбачьи лодочки, стоящие на каменных якорях. Их хозяева полагали себя слишком незначительными, чтобы привлечь внимание русов. И верно, взять с них было нечего. Разве что улов отобрать. Только зачем? Брось в воду крючок с наживкой, досчитай до ста – и вытащишь рыбку фунтов десять весом. А то и осетреныша с руку длиной.
Но по-настоящему оценить красоту Хазарии может только тот, кто увидел ее столицу: по-восточному изящные башни дворца на фоне пронзительно синего неба, минареты, серебристые ивы над берегом и уходящие за горизонт сады. Сады, сады, среди которых совершенно теряются войлочные юрты и невзрачные хижины из камыша и глины.
* * *
Киевский воевода Сергей Духарев стоял у мачты флагмана русской флотилии. Над его головой развевался «пардус» великого князя Святослава. Рядом с воеводой стоял Машег. Прищурившись, хузарин что-то высматривал на балконах и башенках дворца. Скорее всего, самого хакана, своего кровного врага. Наверняка Йосып где-то там. Смотрит сейчас на русский флот, прикидывает… Но до дворца было слишком далеко даже для Машеговой стрелы. И расстояние все увеличивалось: на скамьях мерно взмахивали веслами варяги духаревской дружины. Тридцать шесть человек. Вполне достаточно, чтобы лодья, ведущая на буксире высокобортный насад, даже без помощи ветра скользила вниз по течению со скоростью идущего человека. Сквозь прорези шлема Духарев видел отблески солнца на шлемах воинов, расположившихся на итильских стенах. Стены эти казались совсем невысокими, но Духарев знал и об отмелях, и о том, как метко стреляют хузарские воины.
Войска хакана были не только на стенах. Вдоль всего правого берега выстроились всадники. У большинства не было сверкающих доспехов, но их луки могли выбросить столько стрел, что затмилось бы щедрое волжское солнце. Пожелай русы высадиться – и через полчаса от пятнадцатитысячного войска не осталось бы и половины. Наверное, хакан Йосып очень желал, чтобы русы высадились. Но у русов были другие планы. Духарев улыбался.
Первая стадия военной кампании, разработанной восемь месяцев назад в Белозерье, выполнена безупречно. Если все пойдет так же хорошо…
Тут Духарев оборвал мысль и постучал по мачте. Не будем забегать вперед. И все-таки он многое отдал бы за то, чтобы узнать, как сейчас обстоят дела у великого князя…
Глава двенадцатая О голодных русах
Пока лодьи, водительствуемые Духаревым, плыли по Оке меж лохматых вятских сосен, огромное войско печенегов вышло к Боспору Киммерийскому и стало у границы ромейской Таврики. Обитатели крымского нома Византийской империи всполошились не на шутку.
На следующий день к лагерю прискакало посольство во главе с сыном херсонского протевона[19]Калокиром.
Старейшинам нома доложили о пацинаках и встретили посла тоже пацинаки, всадники цапон из орды великого хана Куркутэ.
Калокир не удивился. Он еще в ранней молодости имел дело с этим племенем. Он входил в состав посольства, ведшего переговоры с отцом нынешнего князя тавроскифов Игорем и его союзником Куркутэ. Калокир не сомневался, что пацинаки пришли «за подарками». Коли так, они их получат. Но взамен крымские ромеи попросят о какой-нибудь услуге. Может, пограбить неугодных Константинополю язычников. Или набежать на тех, кто перебивает торговлю херсонским купцам. Обычное дело. Потому, когда вели Калокира меж конических войлочных юрт, сын протевона готовился к встрече с пацинакским ханом.
Посольство провели через весь огромный лагерь, мимо сотен шатров и десятков тысяч воинов. Еще раньше послы увидели несметные табуны степных лошадок, пасущиеся неподалеку. При виде этакой силы Калокир даже подумал: не натравить ли степняков на Тмутаракань? А что, неплохая идея. И конкурентов прижать, и князя тавроскифов Сфендислава (так называли Святослава в Константинополе) кровно обидеть. Причем обида будет не на Византию, а на пацинаков Куркутэ.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
