Старик не любил, когда Ребекка сравнивала Стокгольм и Кируну не в пользу последней. Он боялся снова потерять ее в столице.
— У тебя есть время? — спросил Сиввинг.
Ребекка состроила жалостливую мину и хотела было сказать, что ей надо на работу, но Сиввинг не дал ей раскрыть рта.
— Нет, я не собираюсь просить тебя убрать снег, — продолжал он. — Просто здесь есть один человек, с которым тебе надо встретиться. Это касается тебя, точнее Вильмы Перссон и Симона Кюро.
Ребекке стало не по себе, стоило только им с Сиввингом переступить порог дома престарелых «Фьелльгорден». Они, как могли, тщательно стряхнули с себя снег в подъезде с желтыми стенами и поднялись по лестнице, выложенной серым пластиком. Тканые обои и практичная сосновая мебель оставляли ощущение казенного заведения. За столом на кухне в инвалидных креслах завтракали два человека. Один из них опирался на подушки, чтобы не свалиться на бок. Второй повторял: «Да, да, да…», с каждым разом все громче, пока служительница не положила ему на плечо руку. Сиввинг и Ребекка прошмыгнули мимо, стараясь не смотреть в их сторону.
«Только не это, — думала Ребекка. — Все, что угодно, только не палата с умирающими стариками. Не дай бог дожить до того дня, когда тебе будут подтирать задницу; кончить свои дни так, сидя перед телевизором в окружении сотрудников с ласковыми голосами и злыми спинами».
Сиввинг быстро шагал впереди нее по коридору в поисках нужной комнаты. Похоже, ему тоже было здесь неуютно.
— Нам нужен Карл-Оке Пантцаре, — прошептал Сиввинг. — Мой кузен знал его. Они много общались в молодости. Я слышал, в годы войны оба примкнули к движению Сопротивления, хотя мой кузен ничего не рассказывал об этом…
Сиввинг остановился у двери, на которой висел плакат с изображением пожилого человека.
— Подожди-ка, — пыхтел он, схватившись за поручень, укрепленный вдоль стены, чтобы самостоятельно передвигающиеся старики могли за него держаться. — Мне надо перевести дух.
Он потер ладонями лицо и тяжело задышал.
— Я скверно себя здесь чувствую, — говорил он, — хотя здесь довольно уютно. Здесь работают очень милые девушки, есть дома, где старикам гораздо хуже. Тем не менее… Неужели это мое будущее? Пообещай, что пристрелишь меня, если дело дойдет до этого! Тебя ни в чем не обвинят.
— Хорошо, — кивнула Ребекка.
— Прости, я забыл про тот случай со священниками, — вдруг опомнился старик. — Это все равно что говорить о веревке в доме повешенного.
— Я все понимаю…
— Просто мне плохо, — оправдывался Сиввинг. — Пойми, я не могу не думать об этом, особенно сейчас… — Он кивнул на парализованную сторону.
— Обещаю, что, насколько хватит моих сил… — начала Ребекка.
— Знаю, знаю… — Сиввинг махнул на нее здоровой рукой.
— А какие названия дают таким местам! — возмущался он. — «Фьелльгорден», «Сольбакен», «Росенбакен»[35]…
Ребекка засмеялась.
— Есть еще «Глэнтан»[36], — добавила она.
— Напоминает баптистскую листовку… Мы пришли. Помни, — предупредил Ребекку Сиввинг, — даже если у старика не все благополучно с краткосрочной памятью, не обманывайся на его счет. Долгосрочная память — это совсем другое.
С этими словами он постучал в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения.
У Карла-Оке Пантцаре аккуратно зачесанные назад седые волосы. Брови и бакенбарды кустистые, с торчащими там и тут жесткими прямыми волосками, как это бывает у стариков. На нем рубашка, пуловер и галстук. Безупречно чистые брюки выглажены в складку. Сразу видно, что в свое время он был щеголем. Ребекка обратила внимание на его пальцы с чистыми, ровно подстриженными ногтями.
Старик радостно пожал гостям руки. Но за внешней приветливостью Ребекка разглядела страх. «Встречался ли я с ними раньше? Знают ли меня эти люди?» — читала она в его глазах.
Сиввинг поспешил развеять его сомнения.
— Я Сиввинг Фъельборг, — представился он, — из Курраваара. В молодости меня все звали Эриком. Арвид Фъельборг — мой кузен. Точнее, был им, он уже много лет как умер. А это Ребекка Мартинссон, — Сиввинг повернулся к своей спутнице. — Внучка Альберта и Тересии Мартинссон. Она тоже из Курраваара, но вы никогда не встречались.
Карл-Оке, казалось, расслабился.
— А, Эрик Фъельборг! — обрадовался он. — Конечно, я тебя помню. Но как же ты постарел!
Пантцаре подмигнул в знак того, что шутит.
— Да брось! — Сиввинг притворился обиженным. — Я все еще подросток.
— Эээ… — усмехнулся Карл-Оке, — подростком ты был давно.
Гости с благодарностью приняли предложение выпить по чашечке кофе, а потом Сиввинг вспоминал, как Пантцаре с его кузеном занимались когда-то подводным ловом в Йиекаяуре.
— Арвид рассказывал, как вы ездили на велосипедах в город на танцы, — смеялся Сиввинг. — Тринадцать километров от Курра — сущий пустяк. Но стоило встретить где-нибудь на полдороге девушку из Кааласлупа — и планы менялись. Сначала Арвид ехал к ней в гости, а потом уже ему предстояла долгая дорога домой. А в шесть утра надо было вставать и доить корову, поэтому он частенько дремал за этим занятием. Дядя Альгот сильно ругался…
Далее последовала обычная в таких случаях перекличка родственников. Одна из сестер Карла-Оке снимала жилье в Лахенпера. Сиввинг полагал, что у Уттерстрёма, однако Карл-Оке утверждал, что у Хольквиста. А один из кузенов Сиввинга, брат Арвида, и один из братьев Карла-Оке очень любили лыжи и даже выступали на соревнованиях в Сопперо, где обошли многих известных спортсменов из Виттанги-ярви.
Они вспомнили, кто чем болел. Перечислили умерших, переехавших в город и унаследовавших родительский дом. И когда, наконец, Сиввингу показалось, что Пантцаре достаточно расположен к нему, он решил без обиняков приступить к делу. Насколько ему известно, Карл-Оке, как и оба кузена Фъельборга, в годы войны примкнули к движению Сопротивления в Норрботтене. И вот сейчас Ребекка — а она прокурор из Кируны — расследует убийство двух молодых людей, которые искали некогда затонувший в озере Виттанги-ярви немецкий самолет.
— Скажу прямо, потому что уверен, что все останется между нами: есть основания полагать, что к убийству причастен Исак Крекула из Пиили-ярви.
Карл-Оке нахмурился:
— И почему вы пришли именно ко мне?
— Потому что нам нужна помощь, — объяснил Сиввинг. — А я не знаю никого другого, кто мог бы быть в курсе дела.
— Может, не стоит бередить старые раны? Разве Арвид не говорил тебе, что он думал на этот счет?
