Он повернулся, уперся пальцами в стену, будто пытался пронзить ее насквозь, снова ударился головой и тут почувствовал прикосновение крепких рук.
– Спокойно, господин, спокойно, – сказала Лиза. – Жан-Пьер, перемени постель! А вы, Стюарт, помогите мне.
Но Ройбен скрючился у стены словно в судороге и зажмурился.
Потянулись долгие секунды.
В конце концов он открыл глаза, позволил поднять себя на ноги и запахнулся в халат, словно замерз. В его памяти всплывали обрывки сна: солнце, земляной аромат духов Лауры; лицо Марчент, ее слезы, губу, губы, ее губы – это были ее губы, не Лауры. Неповторимые поцелуи Марчент.
Он обнаружил, что сидит за столом. Как он тут оказался?
– Где Феликс? – спросил он. – Когда он вернется? Я должен повидаться с ним.
– Всего несколько часов, – мягко ответила Лиза. – Он приедет. Я позвоню ему. Я сама позабочусь об этом.
– Простите… – прошептал Ройбен и с потерянным видом откинулся на спинку кресла, глядя остановившимся взглядом на Жана-Пьера, который перестилал его постель. – Простите…
– Инкуб! – тоже шепотом проговорила Лиза.
– Не говорите этого слова! – возмутился Ройбен. – Не называйте ее этим дурным словом. Она не ведает, что творит! Уверяю вас, она ничего этого не понимает! Она не демон. Она призрак. Она заблудилась, она пытается выбраться, а я не могу ей помочь. Не называйте ее инкубом. Не употребляйте этой демонической лексики.
– Все в порядке, мэм, – сказал Стюарт. – Мы же здесь. Вы ведь ее не видите, правда?
– Сейчас ее здесь нет, – твердо сказала Лиза.
– Она здесь, – мягко поправил ее Ройбен. – Она всегда здесь. Я чувствовал ее присутствие прошлой ночью и знал, что она здесь. Ей не хватает сил, чтоб появиться. Она хочет этого. Она здесь. Она плачет.
– В любом случае вам нужно лечь и уснуть.
– Не хочу спать, – возразил Ройбен.
– Послушай, старина, я останусь с тобой, – предложил Стюарт. – Сейчас вернусь, только возьму одеяло и подушку. Я лягу прямо здесь, у камина.
– Ты правда останешься здесь? – спросил Ройбен.
– Жан-Пьер, принеси ему подушку и одеяло, – приказала Лиза. Она стояла за спиной Ройбена и массировала ему плечи. Пальцы у нее были твердыми, как железо, но ему это нравилось.
Не отпускай меня, думал он. Не отпуская меня. Подняв руку, он взял ее за ладонь, холодную твердую ладонь.
– А вы не останетесь со мною?
– Конечно, останусь, – ответила она. – Так, Стюарт, ложитесь здесь, у огня, и спите. А я сяду в кресло и прослежу, чтобы он мог спать спокойно.
Ройбен лег на спину в свежезастеленную постель. Он боялся, что если попытается заснуть, то повернется и увидит ее рядом с собою.
Но он устал, так устал…
Он медленно погружался в дремоту.
Было слышно, как негромко похрапывал уже уснувший Стюарт.
Когда же он посмотрел на Лизу, та сидела, собранная и совершенно неподвижная, и смотрела в окно. Распущенные волосы падали на плечи. Он никогда прежде не видел ее такой. Ворот накрахмаленной, отглаженной ночной рубашки был украшен блеклыми вышитыми цветочками. Сейчас Ройбен ясно видел, что перед ним мужчина, худой, тонкий в кости мужчина с ухоженной кожей и проницательными холодными серыми глазами. Он упорно глядел в окно и в своей неподвижности походил на статую.
14
Они собрались в столовой, месте для общих встреч, для историй, для принятия решений.
Помещение освещали только огонь камина и восковые свечи; один канделябр стоял на столе, а второй – на шкафчике-креденце из темного полированного дуба.
Фрэнк отправился «повидаться с другом» и должен был вернуться лишь к праздничному приему в воскресенье. Тибо еще вчера уехал к Лауре.
Так что за большим столом сидели необычно бледный Стюарт, напуганный, но втайне восторгавшийся всем происходящим, откровенно заинтересованный Сергей, грустный и озабоченный Феликс, которому явно не терпелось перейти к обсуждению, непривычно недовольный и раздраженный Маргон и Ройбен, еще не пришедший в себя после утреннего визита призрака. Все были одеты просто – в джинсах и разнообразных свитерах.
После ужина слуги убрали со стола, и теперь Лиза стояла у камина, скрестив руки на груди, в своем обычном черном платье, с камеей на шее. Подали кофе, расставили кофейники, молочники со сливками, имбирные пряники, яблоки, сливы и мягкий французский сыр.
Слабый запах воска, похожий на ладан, и, конечно, огонь, огонь дубовых дров, всегда умиротворяющий души, и смешивающиеся ароматы вина и кофе…
Все сидели на своих обычных местах. Феликс – спиной к огню, Ройбен – напротив него, Стюарт – рядом с Феликсом, а Маргон, как всегда, слева от Ройбена, во главе стола. Сергей сидел справа от Ройбена.
Окна сотрясались от порывов ветра. Прогноз погоды извещал, что к утру погода станет еще хуже. Однако к воскресенью, когда должен был состояться прием, обещали улучшение.
В дымовых трубах завывал ветер, капли колотили по стеклам словно град.
Гирлянды в лесу отключили. Но все остальное внешнее освещение осталось включенным. Рабочие покинули поместье, и можно было считать, что, по крайней мере в первом приближении, к празднику Рождества все готово. Гирлянды из омелы, падуба и еловых веток вились вокруг каминов, окон и дверей, нежный запах зелени заполнял помещения, но иногда вдруг исчезал, как будто все эти срезанные ветви вдруг одновременно задерживали дыхание.
Маргон звучно откашлялся.
– Я хотел бы высказаться первым. Я хочу рассказать все, что знаю об этом опрометчивом плане, и объяснить, почему я возражаю против него. Было бы хорошо, если бы к моему мнению по этому вопросу прислушались. – Длинные локоны обрамляли его лицо, и вся шевелюра была причесана аккуратнее, чем обычно, – вероятно, потому, что Стюарт настойчиво вызвался причесать своего наставника, – и сейчас Маргон походил на темнокожего средневекового принца. Это впечатление усугубляли бордовый свитер и драгоценные перстни на сухих темных пальцах.
– Нет уж, прошу, помолчи пока, – отозвался Феликс, вскинув руки в коротком умоляющем жесте. Его золотисто-смуглая кожа редко меняла оттенки, но сейчас Ройбен разглядел на его щеках румянец, а в остром взгляде карих глаз – гнев. Он казался заметно моложе того респектабельного джентльмена, в образе которого Ройбен привык его видеть.
Не дожидаясь ответа Маргона, Феликс взглянул на Ройбена и сказал:
– У меня была причина для того, чтобы пригласить Лесных джентри. – Он перевел взгляд на Стюарта, а потом снова на Ройбена. – Они всегда были нам друзьями. И пригласил я их потому, что они способны вступить в общение с Марчент, уговорить ее присоединиться к их обществу, успокоить ее душу и привести наконец ее к пониманию того, что с нею случилось.
