Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
На спинке стула висел мужской костюм. Этот стул стоял в изголовье тахты. Когда Зяма голый и потный приподнимался над Анной, он встречал черный пиджак с оторванной пуговицей.
– Ты не рассердишься, если я тебе признаюсь? – рука ее липла к лысине его. – я ведь еще не разведенная. Алик вчера улетел в командировку.
– Еврей. Он влюбился в меня, когда я с родителями после десятого класса отдыхала в Риге. Сначала родители познакомились с его мамой и папой, потом… И понимаешь, его старики дали деньги на этот кооператив.
– Все Алики алкалики, – скаламбурил Зяма.
– Он каплю не берет в рот, – серьезно ответила Анна.
– Значит была измена.
До чего ж она красивая издали и страшна вблизи. Как из гроба. Ярко крашенные губы на желтом-желтом лице. И отдалась она безучастно, будто хотела что-то вспомнить, но так и не вспомнила.
– Зяма, ты не джигит.
– Влюбилась я, – мечтательно произнесла Анна, вздохнула и легко и счастливо рассмеялась.
Перевернулась на живот и долго-долго молчала, а потом обернулась и, глядя в глаза Зяме, сказала:
– В июле меня кладут в туберкулезную больницу. Саркандоз. Но ты не пугайся, саркандос – болезнь не заразная.
Они расстались – Аня даже поцеловала его. Она чувствовала себя счастливой.
А Зяма чувствовал зуд в грешном месте. И чем дальше, тем сильнее. Зря признался о трех тысячах – на тебе деньги мои, выкупи квартиру свою. Мог бы их сыну оставить. И потом в Торе сказано: не возлюби жену ближнего.
Так ведь она его обманула. Ну уж.
Он весь чешется. Ни хрена себе. Вот и доверься шадхунем. Все тело чешется. Или от Лиды со столовой, или от Ани. Любви захотел. Ну, фраер, стихоплет венерический. Если от Лиды, то уже заразил Аню. Или это Аня и грузин?
Остров любви
Рейс на Сахалин перенесли с утра на послеполудня. Пассажиры – редкий случай – друг друга слушали. И любые домыслы – на ура.
– Я здесь со вчерашнего дня, – представился белобрысый парень – васильковые глаза, улыбка – «я мамочку люблю». Лом прозвал его Лева.
– Лева, – сказал Чернобельский тому, кого он назвал Ломом, а тот не расслышал или решил промолчать. Лева ушел в себя. Все на нем казалось с чужого плеча. Ну, разве взгляд его.
Накануне в полночь он вернулся домой из ГРОБа (проектный институт).
– Нинон, я улетаю на Сахалин.
– А ну, слезь с меня, гад.
– Долг жены перед разлукой…
– О, Боже! Я тебе не жена.
– Ну, впусти меня! Ты – мое солнце.
А спустя три часа он не без тайной радости бежал из Москвы. Обыски на квартире Воронеля – редактора самиздатовского журнала «Евреи в СССР»; конфискация материалов, кого угодно могли напугать, а там ведь был Левин рассказ.
Старый аэровокзал «Домодедово» задыхался от пассажиров. Большой СССР, а голову приложить некуда. За стойкой буфета толстуха со сбитой на ухо косынкой разливала чай, баранки разбрасывала.
– Надеялся в самолете завтракать, – сказал Лом.
– Придется забегаловку искать, – Лева развел руками.
– Искать так искать. Меня Андрей зовут.
Жаркий май 72-го. Солнце вдрызг разбилось одуванчиками в траве. Цветущая, пахнущая земля добивала аллергиков. Лева нагнулся и сорвал цветок. Пальцы тотчас пожелтели.
В столовой они устроились в углу.
– Из командировки? Еврей? – спросил Лом, доставая чекушку.
– С чего ты взял, что я еврей?
– Долбанного еврея за версту видать. Как тебе сказать – вы излучаете другое.
– Ну, ты гад, Лом. Чтоб вот так, сидя за одной бутылкой, назвать долбанным… Ну, ты гад.
– Ну, совершенно другие. Не в обиду.
Заканчивался отпуск у старлея Андрея. В памяти спрессовалось несколько фраз, морская соль на губах и запах молодой женщины, которая отделилась от него и поплыла, пока не слилась с морем.
– Эй! – крикнул он ей, – акулы!
– Не-ет! – близко и громко откликнулась она.
На закате в последний раз они касались друг друга. Он улетал на север, она осталась в Семиизе. Он в желтых шортах и в желтой майке, она в коричневой теннисной юбке.
– Эй! – он взмахнул рукой.
– Не-ет! – ее ладонь прикрыла распухшие от поцелуев губы.
Прошлое каждого из них было сильнее прилива чувств. Прошлое хуже отравы.
– В кого ж ты такой? – спросил Лева, сидящего напротив него Андрея.
– Мама – рыжий, папа – рыжий, рыжий я и сам. Нет, ну, ты даешь. Ваш брат летит на Ближний Восток, а ты – на Дальний.
– Пока нашего брата прессуют в Москве. Мы приурочили симпозиум к визиту Никсона. «Евреи через 30 лет». И надо же именно сегодня я должен лететь на Сахалин.
– Ладно, не лупься, – Андрей выпил компот и налил в стакан водки.
– Представляешь, что будет в Союзе через 30 лет?
– То же самое. Ну, допивай компот и выпьем.
– Это все из-за визита Никсона.
– Дай-ка я принесу котлеты, – сказал Лом. – Тебе с вермишелью или картошкой?
– С мясом, – засмеялся Лева.
Лом вернулся с пышущими поджаристыми котлетами, жареной картошкой, а по краям квашеная капуста и соленые огурчики.
– За симпозиум? – улыбнулся Лом.
– Хороша девица, – подмигнул Лева вслед длинноногой официантке.
– Да по фигу.
– Ну, не скажи, – Лева по-совиному выпучил глаза.
– Ну, давай выпьем.
– Не-ет, не скажи, – улыбался Лева, – девочка – класс. Давай за женщин.
– Я после Семииза заговоренный. Не выходит из головы подруга.
– Что?
– Облом. Бабы липнут ко мне, а я…
– Клин выбивают клином. Официантка классная. Не хуже твоей подруги. Познакомить?
– Нельзя.
– Ну, нельзя, так нельзя, – Лева поднялся из-за стола, – а пиво нам можно?
Через минуту он уже нес кружки пенистого и светлого пива.
– На Дерибасовской открылася пивная, там собиралася компания блатная… Андрей, ты даже не представляешь, какие люди у нас на Горке через час соберутся. Губермана знаешь?
– А Визбор будет? – спросил Лом.
– Визбор в кино, а эти в жизни. Галича знаешь?
– О, я песни Галича наизусть знаю. Галич там будет? Ну вы даете! Поехали за автографом!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
