Книга Смертельный эксперимент - Джон Локк

Шансы на то, что мне удастся найти Тару в первый же день пребывания в Бостоне, были отрицательными. Поэтому я решил позволить ей самой найти меня.

Занятия группы фонда «Жизнь после самоубийства» (ФЖПС) происходят еженедельно в Северном бостонском общественном центре на улице Франклина, недалеко от Девоншира. Я специально вошел, когда занятия уже начались, надеясь застать Тару врасплох, но ее на занятиях не оказалось. Последний раз я был на этих занятиях года два назад, поэтому сейчас не узнал ни одного из присутствовавших. Однако инструктор был тот же самый – он узнал меня и слегка нахмурился. Я кивнул ему, уселся, и он продолжил свою беседу.

– В Нью-Йорке совершается больше самоубийств, чем криминальных убийств на улицах, – говорил он. – То же самое происходит и здесь, в Бостоне, и в других крупных городах Америки. Самоубийство стало третьей главной причиной смерти среди подростков и молодых людей в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет. – Он замолчал, чтобы информация лучше усвоилась. – Так почему же, друзья, это происходит? – задал он риторический вопрос и продолжил свой рассказ.

Я слушал, пока мне не надоело, то есть минут двадцать. После этого я вышел, чтобы не впасть в окончательную депрессию. Его слова, как и всегда, пробудили во мне воспоминания.

Я познакомился с Тарой в тяжелый период своей жизни, когда мы с Джанет впервые разошлись. Мы с Тарой оба были неустроенными людьми в глубокой депрессии, у которых оказалось немало общего: нас только что бросили наши драгоценные половины, мы оба работали на Дарвина в качестве ликвидаторов, оба осиротели в раннем возрасте, и оба были детьми родителей, которые совершили самоубийство. Родители Тары совершили его одновременно. Они хотели забрать с собой и Тару, но в последний момент, по неизвестной причине, что-то там у них сорвалось. Мои родители совершили несколько попыток самоубийства, но преуспела в этом только моя мать, да и то только после того, как мой отец умер от сердечного приступа. Какое-то время мы с Тарой посещали эти занятия и даже побывали на ежегодной конвенции фонда, которая состоялась в гостинице «Парк Плаза».

Тех из нас, кто столкнулся с самоубийствами в семье – а таких в Америке пять миллионов человек, – называют «выжившие». Члены этой группы имеют тенденцию постоянно размышлять о смерти, а так как только двадцать процентов самоубийц оставляют посмертные записки, то большинство из нас проводит всю свою сознательную жизнь, пытаясь понять причины своей невосполнимой потери.

Самоубийство оказывает на выживших членов семьи уникальное воздействие. Естественно, что оно огорчает, злит и печалит всех нас. Но больше всего оно нас беспокоит, потому что мы хорошо знаем, что среди нас шанс спустить курок или засунуть голову в петлю гораздо выше, чем среди нормального населения.

Женщины в три раза чаще, чем мужчины, пытаются свести счеты с жизнью, но мужчины в четыре раза чаще добиваются успеха. А такие женщины, как Тара Сигель, всю свою жизнь живут со взведенной бомбой у себя в груди, которая может взорваться в любую секунду, если только комбинация благоприятных факторов коснется ее запала.

Со временем я понял, что у Тары была жажда смерти. Но в то время, как я и Тара и остальные обезьяны из зверинца Дарвина были просто психически нестабильны, у Тары ко всему этому добавлялось еще и стремление к самоубийству, и данная страсть к самоуничтожению проявлялась у нее каждый раз, когда ее жизнь принимала размеренный характер.

Как тогда, когда наши отношения были на самом пике.

В тот вечер я вышел из Общественного центра и зашел в ближайшую кафешку выпить чашечку кофе. Потом я взял такси, добрался до гостиницы и провел целый час в баре, потягивая виски и ожидая появления Тары.

Она так и не появилась.

Я расплатился, еще какое-то время побродил по лобби, а потом на лифте поднялся на шестой этаж. Подойдя к двери своего номера, вставил ключ в скважину и глубоко вдохнул, прежде чем распахнуть дверь и отскочить в сторону.

Никаких выстрелов.

Я вошел, проверил телефон на предмет оставленных сообщений, убедился, что в номере нет растяжек, и наконец разделся и залез в постель.

Через час я проснулся от звука курка, взводимого в четырех дюймах от моей головы.

– Сто миллиардов человек умерли с момента появления на Земле первого хомо сапиенс, – сказала Тара.

Это может показаться ужасным, но мы с Тарой всегда начинали разговор с тривиальностей, касающихся различных фактов, связанных со смертью.

– На Мадагаскаре родственники выкапывают останки своих похороненных членов семьи и носят их по деревне, вместе с покровами, в которых их похоронили. Потом они опять хоронят останки, завернув их в новые покровы.

– А что они делают со старыми? – спросила Тара.

– Они отдают их молодым бездетным парам.

– Зачем?

– Чтобы они застелили этими покровами свои ложа и занимались на них любовью каждую ночь.

– Ни фига себе.

– Вот именно что ни фига.

– Как ты жил все это время, Донован?

– Вообще-то неплохо. Не возражаешь, если я сяду?

– Именно что возражаю. Как ты понимаешь, я тебе совсем не верю. Думаю, что мне лучше всего убить тебя.

– Ну, это будет не первая твоя попытка.

– А вот это уже подло, не находишь?

– Мой шрам говорит мне, что я абсолютно прав.

В то время, когда мы были вместе, я полагал, что до тех пор, пока у Тары есть кого убивать, себя она не убьет. Но я ошибался. Однажды ночью, после того, как мы распили на двоих бутылочку вина «Кейкбред»[65], я проснулся от хлюпающих звуков. Зажег свет и ужаснулся, увидев Тару на полу в луже крови.

– Прощай, Донован, – прошептала она.

Я позвонил в службу спасения и бросился к ней. Когда я ее переворачивал, она неожиданно ударила меня десятидюймовым выкидным итальянским ножом «Камплоин Каталана», след от которого я теперь ношу на своем лице. Тара всегда утверждала, что не собиралась убивать меня, а просто пыталась остановить, чтобы я не спасал ее жизнь. Как бы то ни было, это был решающий момент в наших отношениях, после которого мы вскоре разошлись.

– Если бы я хотел убить тебя, то легко мог бы сделать это в ту ночь, – заметил я.

– А может быть, ты недавно пришел к такому решению.