Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Георгий Несторович Сперанский, педиатр и академик, говорил, что начинать воспитывать ребенка нужно, пока он лежит поперек кровати, а если уже вытянулся вдоль нее, то с воспитанием опоздали. От себя добавим, что если воспитание ограничивается детсадовскими «это нельзя, это можно», то с годами только и останется, что уповать на армию да стращать тюрьмой.
О наркотических пристрастиях
Размышления по поводу знаменитого романа английского писателя Томаса Де Квинси «Исповедь англичанина, употребляющего опиум».
Кто же главный герой «Исповеди» Томаса Де Квинси и в конечном счете статьи Владимира Долинского, посвященной этому роману? Препарат или?..
Опий, то есть горьковатые светло-бурые комочки высушенного млечного сока снотворного мака, был известен человеку с незапамятных времен прежде всего из-за его обезболивающих, противокашлевых и, простите, закрепляющих безудержную кишечную деятельность свойств. Травматизм во времена бесконечных войн и охот, засилье различных инфекций, а также несовершенство кулинарии, когда приходилось питаться чем ни попадя, делали в первобытную эпоху эти качества опия гораздо более актуальными для людей, нежели его снотворное и галлюциногенное воздействие. Это было знание ради выживания, а не ради самопознания. Кстати, и автор «Исповеди» впервые познакомился с ним не в подпольной китайской курильне, а в кабинете врача. Отсюда:
РЕПЛИКА ПЕРВАЯ (медицинская). Разрушение организма и психики человека при наркотических пристрастиях настолько ужасны и теперь уже общеизвестны, что кокетливые извинения Де Квинси звучат по меньшей мере безнравственно. А потому — «извинить не могу», как говорил булгаковский Бегемот. Но даже если на время забыть об этических аспектах этой проблемы (хотя об этике культурному человеку забывать никогда не след), какие изначальные восторги слияния души с Всеобщим Космосом, какое Абсолютное Знание и какой Вселенский Покой сулит человеку галлюцинаторный синдром? Видение белогрудых гурий исламского Рая не ввергнет австралийского аборигена в блаженный экстаз, потому что он их никогда не увидит, ибо не знает ислама, а если и увидит, то не поймет, что это хорошо, так как галлюцинации — зрительные, слуховые, осязательные, интероцептивные и т. д. — всегда предметны, а у него, аборигена Австралии, иные критерии, нежели у аборигена Саудовской Аравии. Врожденно слепой не увидит в отличие от Де Квинси ни Terra Incognina Londonum, ни «многолюдной процессии… в скорбном великолепии», ни «золотистой ткани бесконечных событий»; а врожденно глухой не услышит дивной музыки…
Однако дело не в том, что люди разные сами по себе, а в том, что «всяка душа — потемки». Д.И. Менделеев увидел во сне свою Периодическую систему элементов. А.С. Пушкин клал перед сном у изголовья лист бумаги с пером и чернилами наготове, чтобы при случае записать утром приснившийся стих. Франсиско Гойя подарил миру серию офортов «Капприччос», выразив в них свои горячечные галлюцинации, а другой великий испанец, Сальвадор Дали, под влиянием галлюциногенов дал мировой живописи сюрреализм. Для творческой личности воображение есть сущность жизнедеятельности, и все, что его, воображение, инициирует, может рассматриваться до некоторой степени как инструмент творчества, аналогично микроскопу врача-лаборанта или паяльнику в руках лудильщика. Личностей, обладающих творческими способностями, встречается в обществе приблизительно 2–3 %, так утверждают социологи. Остальные 97–98 % это мы, грешные, объединенные поистине общечеловеческим свойством только хотеть! «Желать счастья даром» подобно полуграмотному сталкеру Редрику Шухарту из «Пикника на обочине» братьев Стругацких, или, по Де Квинси, «счастье за пенни в жилетном кармане». Самые сладкие грезы, от которых дух захватывает, не простираются у нас дальше упоительного обладания женой (мужем) соседа (соседки), а при максимальном напряжении своего воображения мы можем разве что вызвать образ миллиона долларов в найденной на улице старой хозяйственной сумке. Не «симфонические концерты и литературу», не «проблески высшей жизни» даст нам опиумная «актуализация подсознательного», а вывернет наружу все «внутреннее пространство» нашего сокровенного «Я». И восчувствуем мы не то, что хотим, а то, что можем, что дано нам в помыслах самых тайных и в вожделениях самых сокровенных, зачастую постыдных, а порой и ужасающих.
Счастливым и благополучным, полным любви и ласки было, наверное, детство у замкнутого в себе английского мальчика Томми Де Квинси, если с таким восторгом возвращается туда автор «Исповеди» в своих галлюцинациях! Но не приведи Господь в этих поисках счастья столкнуться с вытесненными глубоко в подсознание детскими страхами и фобиями, иррациональным и вполне формализованным ужасом смерти, да и со всей кучей подавленных комплексов, что составляет суть твоего эго. Зигмунд Фрейд, австрийский невропатолог и основоположник психоанализа, убедительно доказал в своих исследованиях и тревожную, паранойяльную составляющую галлюцинаторного синдрома, и роль подсознания, как свалки дисадаптационных неврозов.
Довершит вожделенные переживания «божественного наслаждения» и «утешения от всех человеческих невзгод» неизбежный нарастающий конфликт между высвобожденным монстром эго и этическими и моральными концепциями, которые вводятся в сознание воспитанием и закрепляются индивидуальным и социальным жизненным опытом.
Подобного рода конфликт у Де Квинси «образует… область навязчивого галлюцинирования героя, которого „мучат Китаем“, и вызывает к литературной жизни малайца, который „и есть воплощение опиума“». Да вот только не «полное раскрепощение вызвало его на поверхность сознания», а другое, тоже общечеловеческое свойство души нашей (пока, к сожалению, гораздо меньше исследованное) — винить во всех бедах своих не себя, а кого-то другого. Феномен поисков козла отпущения органически вплетен в ксенофобную практику великодержавного шовинизма, и где, как не в Китае, в Азии, искать англичанину XIX века «иностранного» агрессора? Сэр Уинстон Черчилль, потомственный герцог Мальборо, похвалялся, что англичанам чужд антисемитизм. Но он им был просто не нужен, у них был Восток.
РЕПЛИКА ВТОРАЯ (литературная). Джек Лондон поразительно верно описывает состояние панического страха у человека, пораженного приступом малярийной лихорадки, который, как известно, наступает на фоне ощущения полного здоровья. Инстинкт самосохранения, заложенный эволюцией краеугольным камнем в психологические механизмы сохранения вида, безошибочно определяет зыбкую и не всегда понятную нам самим грань между здоровьем и болезнью, между нормой и патологией. Потому и «вызвал страх и недоумение современников» выход в свет романа Томаса Де Квинси, что художественной литературе имманентно присущи свойства симптоматичности для социальной психологии.
Общество, как и любой живой организм, подвержено болезням — кризисам. Политическим, экономическим, гносеологическим — самым разным. И как защитные механизмы, своего рода социальный иммунитет можно расценивать интуитивное табуирование некоторых проявлений социальной активности. Например, табу на инцест или десять заповедей Моисеевых. Дабы предохранить социум от метастатического саморазрушения. Художественная литература, в силу ее упомянутой выше симптоматичности, также не может быть свободна от ТАКОГО табуирования.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
