— Вот именно. Хотя она и не такая уж страшная.
— Я не сказал, что она страшная, но она явно не из тех, которым мужчины посвящают стихи.
Он посмялся и не ответил ничего. Но я уже был заинтригован.
— И что, ты пошел к ней, отдал грязное белье, а она в ответ заявила, что…
Нет, конечно. Когда я пришел к ней, она спросила, где я работаю. Услышав, что я аспирант, она резко изменилась в лице и спросила, не читал ли я книжку о каком-то учении о космической энергии. Я сказал, что нет. Сегодня я у себя в номере работал, и вдруг она заходит с этой книжкой. Мы с ней немного поболтали, потом попили чай, и перед уходом она вот так открытым текстом все и сказала.
— И ушла?
— Ну да. А что ей оставалось делать. Я ей ответил точно так, как отвечают девушки на нескромные предложения взрослых мужчин.
— «Я подумаю»?
— Вот именно. Понимаешь, это как-то инстинктивно получилось.
— Здорово. А теперь скажи честно, как подружка подружке, что ты будешь делать дальше?
Он долго смеялся. Было заметно, что эта история его явно забавляет.
— Я буду сопротивляться.
Сопротивлялся он недолго, потому что кастелянша начала довольно часто появляться на нашем этаже. Для него, конечно, это была платная реклама. Мы привыкли, что к нему идут изысканные девушки. Она же была матерью двух детей и никак не вписывалась в уже существующее общественное мнение о нашем красавчике-друге.
И в один прекрасный день, когда мы, человек пять, сидели у нас в комнате, он пришел к нам и на ехидный вопрос: «Ну как тебе кастелянша?» — ответил:
— Да никак. У нее двое детей, но так ничему толком и не научилась. Муж у нее, наверное… — Он махнул рукой. — Сейчас она вошла во вкус, и от нее покоя нет. Удовольствие — дальше некуда… У вас что-нибудь поесть найдется?
Что-нибудь поесть мы ему конечно нашли. Но на наши ехидные вопросы он предпочел молчание.
Через неделю раздался звонок в нашу дверь, и ко мне в комнату вошла кастелянша. Я был страшно удивлен. До этого дня наши отношения дальше «здравствуйте» и «до свидания» не заходили.
— Вы что-то перестали у нас появляться, — сказала она и улыбнулась широкой неестественной улыбкой.
— Ах, да, — вспомнил я. — Меня просто не было на той неделе, и я не смог сходить за бельем.
— Ничего страшного, приходите ко мне, когда вам удобно. Можно хоть сейчас.
— Может быть, завтра, — начал я осторожно. Вместо ответа она подошла и села рядом. Я не знал, что у нее на уме, и не нашел ничего умнее, как уставиться на нее. Она делала вид, что ничего особенного не происходит.
— У вас достаточно мило, — сказала она.
— Да ничего особенного, — пробормотал я.
— И как много посуды. Это вы все купили?
— Нет, конечно. Просто от всех аспирантов, которые жили здесь, что-нибудь оставалось.
— Забавно, — сказала она.
— Что именно? — поинтересовался я.
— Все. Вы, аспиранты, такие необычные.
— Может быть, — согласился я.
— Как будто вы живете на другой планете. Вас очень трудно понять!
— А может, и не надо?
— Вы не хотите угостить меня чаем? — поменяла она тему разговора.
— Да, конечно, нет проблем, — я нашел чайник, включил газовую плиту и поставил его на огонь.
— Вы тоже женаты? — спросила она.
— Да, женат, — меня позабавило слово «тоже». Она еще раз улыбнулась широко и неестественно и сказала:
— У меня к вам одна просьба.
«Ну вот, — подумал я, — пришел и мой черед подвергнуться любовным домоганиям».
— Но обещайте, что вы ее выполните.
— Как я могу что-то обещать, если не знаю, о чем идет речь. Может быть, я просто не смогу.
— Вы сможете, я уверена, — сказала она, резко наклоняясь в мою сторону.
— Разве? А что надо?
— Но это должно остаться между нами.
— Ради бога.
— Вы обещаете?
— Ну хорошо…
Она нагнулась еще ближе, поцеловала меня в щеку и достала из сумочки какой-то конверт.
— Я прошу вас передать это письмо вашему другу. Вы знаете, кого я имею в виду.
Я был не то что поражен, а, скорее, обрадован такому повороту нашего разговора.
— Передам, конечно. Собственно, почему вы сама этого не сделаете?
— Он меня избегает.
— Да ну?
— Да, избегает. И… мне очень тяжело. — Она встала.
— Вы уходите? А как чай?
— Чай? Ах, да. Нет, спасибо. Может быть, в другой раз?
Письмо я передал в тот же вечер. На следующий день, когда мы все собрались вместе, он достал это письмо и потребовал тишины.
— Вы сейчас упадете со стула. Послушайте, что она мне пишет.
Письмо было на шести страницах. На шести страницах несчастная женщина писала, как она влюблена в него и как жаждет вновь с ним встретиться. Она хотела потрясти своего возлюбленного, заставить его по-другому смотреть на нее. Она старалась найти для этого соответствующие слова и аргументы. Но поскольку ни образование, ни интеллект ее не позволяли писать такие письма, то получилась самая настоящая пародия.
Он читал, а мы так смеялись, что, казалось, звуки нашего смеха слышны за квартал и наша комната ходуном ходит. Когда он перестал читать, мы уже дошли до такого состояния, что от безудержного смеха болел живот и слезились глаза. Более смешного письма мне никогда не попадалось.
Это было не последнее ее письмо. Она написала их не менее двух десятков. Он скоро перестал их читать и велел его больше не беспокоить. Но она уже не могла остановиться. Вскоре эта история стала достоянием всего общежития. Как и следует, все женщины были на стороне кастелянши и осуждали нашего друга. Однако число женщин, ищущих близких отношений с ним, не только не уменьшилось, но, наоборот, резко увеличилось. Нет, все-таки была одна-единственная женщина, которая была не на стороне кастелянши. Она была администратором общежития, и в скором времени мы узнали, что кастеляншу уволили.
Лет через пять я был приглашен не вечеринку. Гостей было человек двенадцать. Многих из них я видел первый раз. Среди них была высокая, сильно накрашенная блондинка с роскошными формами тела. Я не могу сказать, что она была в центре внимания, но явно пользовалась успехом у некоторых гостей.
Когда вечеринка была в самом разгаре, она подошла ко мне с бокалом вина в руке и спросила:
— Вы почему скучаете?
— У вас есть другие предложения?
— Да, давайте выпьем.
