«Не грозит», — повторила про себя Дженни. Нужно ли рассказать Эриху про Джо? Нет, сегодняшний вечер посвящен ребенку.
Наконец они поднялись в спальню. Когда Дженни вышла из ванной, Эрих уже лежал в кровати.
— Я скучаю по тем ночам, когда мы спали вместе, — сказал он. — Мне так одиноко.
— И мне тоже.
Бурные занятия любовью, подогретые разлукой, помогли Дженни забыть недели страданий.
— Я люблю тебя, Дженни. Я так тебя люблю.
— Эрих, я думала, что с ума сойду, ты был таким чужим...
— Знаю. Дженни...
— Да, родной.
— Мне не терпится увидеть, на кого похож ребенок.
— Надеюсь, что на тебя... в точности.
— А я-то как на это надеюсь.
Его дыхание выровнялось. Дженни начала задремывать, и вдруг ее будто окатили ледяной водой. О боже, неужели Эрих усомнился, что он - отец ребенка? Конечно, нет. Просто у нее натянуты нервы. Ее все огорчает. Но он так сказал об этом...
Утром Эрих заметил:
— Ночью я слышал, как ты плачешь во сне, милая.
— Я не заметила.
— Я люблю тебя, Дженни.
— Эрих, любовь - это доверие. Милый, пожалуйста, не забывай, что любовь и доверие идут рука об руку.
Через три дня Эрих отвез ее к гинекологу в Грэнит-Плейс. Доктор Элмендорф сразу понравился Дженни. Ему могло быть и пятьдесят, и шестьдесят пять - невысокий лысый мужчина с проницательным взглядом.
— У вас были небольшие кровотечения, миссис Крюгер?
— Да, но так же случалось во время предыдущих беременностей, и все было хорошо.
— В начале прошлых беременностей вы худели так же сильно?
— Нет.
— Вы всегда были анемичной?
— Нет.
— При вашем собственном рождении были какие-либо осложнения?
— Не знаю. Меня удочерили. Бабушка ни о чем таком не упоминала. Я родилась в Нью-Йорке. Это практически все, что я знаю о своем прошлом.
— Понятно. Надо восстановить ваши силы. Мне известно, что вы перенесли сильный стресс.
«Как деликатно он об этом упомянул», — подумала Дженни.
— Для начала пропишу вам витамины. А также ничего не поднимать, не толкать и не таскать. Отдыхайте хорошенько.
Эрих, сидевший рядом с Дженни, взял ее за руку и погладил.
— Доктор, я буду как следует о ней заботиться.
Изучающий взгляд остановился на нем.
— Хорошо бы вам в течение следующего месяца воздержаться от супружеских отношений, а возможно, и на протяжении всей беременности, если кровотечения не прекратятся. Это будет не слишком большой проблемой?
— Ничто не будет проблемой, если это нужно, чтобы у Дженни родился здоровый ребенок.
Врач одобрительно кивнул.
«Но это проблема, — испуганно подумала Дженни. — Видите ли, доктор, наши супружеские отношения - единственный момент, когда мы превращаемся просто в людей, которые любят и хотят друг друга, и когда нам удается отгородиться от ревности, подозрений и внешнего давления».
Глава 25
Поздняя весна, с дневными ливнями и богатой, тучной землей, покрытой густой зеленью, была теплой. Тугие, налитые стебли люцерны, украшенные голубыми цветами, были готовы к первому сенокосу.
Скот разбредался далеко от открытых навесов, радуясь траве на пастбищах, сбегающих к речному берегу. Шуршали ветви деревьев, одетые в листву, из-за которой лесная опушка превращалась в сплошную зеленую стену. Иногда сквозь эту стену пробегал олень, замирал, прислушиваясь, и вновь спасался в надежных объятиях деревьев.
В ясную погоду и дом стал ярче. Даже тяжелые жесткие портьеры поддались нежным ветеркам, приносящим в комнаты аромат ирисов, фиалок, подсолнухов и роз.
Для Дженни перемена погоды была долгожданной. Тепло весеннего солнца прогнало постоянный холод ее тела. Аромат цветов почти вытеснил вездесущий намек на запах хвои. По утрам, выбравшись из кровати и распахнув окна, Дженни снова откидывалась на подушки, наслаждаясь свежим, мягким ветерком.
Таблетки от тошноты не помогали. Каждое утро Дженни мучилась. Эрих настаивал на том, чтобы жена оставалась в постели. Приносил ей чай и соленое печенье, и через какое-то время тошнота отпускала.
Теперь Эрих спал в доме каждую ночь.
— Родная, не хочу, чтобы ты была одна, а к выставке в Сан-Франциско у меня уже все готово. — Он уезжал двадцать третьего мая. — Доктор Элмендорф сказал, что, наверное, к тому времени ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.
— Надеюсь, что так. Ты уверен, что это не мешает занятиям живописью?
— На сто процентов. Хорошо проводить больше времени с девочками. И признай, Клайд на ферме, менеджер на известняковом заводе, отец Эмили в банке - благодаря им я хозяин своему времени.
Эрих по утрам отводил девочек в конюшню и катал их на пони. Регулярно приходила Руни. Дженни вязала свитер, и у нее хорошо получалось. Руни уже начала учить ее шить лоскутные одеяла.
Дженни так и не нашла объяснений тому, как ее пальто очутилось в автомобиле Кевина. Предположим, Кевин все же приехал сюда и открыл дверь на западном крыльце. Она могла оказаться незапертой. Что, если он вошел в дом? Шкаф рядом. Возможно, он запаниковал. В конце концов, он же не знал, остается домработница на ночь или нет. Возможно, он забрал пальто, чтобы создать впечатление, будто встречался с Дженни, собрался уехать, свернул не туда, сунул руку в карман в надежде найти деньги, вытащил ключ, и тут машина свалилась с берега.
И все же это не объясняло телефонный звонок.
После дневного сна девочки обожали бегать по полям. Сидя на западном крыльце, Дженни присматривала за ними, а ее пальцы тем временем вывязывали ряды из шерстяной пряжи или делали лоскутные квадратики для одеяла. На чердаке Руни откопала материал: остатки ткани, из которой давным-давно сшили платья, мешок с обрезками, рулон темно-синего хлопка.
— Когда Джон занял заднюю спальню, то купил эту синюю ткань, чтобы я сшила шторы для нее. Я предупреждала, что они выйдут слишком темными. Он не хотел признаться в этом, но месяца через два заставил их снять. А потом я сшила те шторы, которые сейчас там висят.
Почему-то Дженни не могла заставить себя сидеть на качелях Каролины. Она предпочитала плетеное кресло с высокой спинкой и удобными подушками. И все же когда-то на этом крыльце сидела Каролина, шила и смотрела, как в этих полях играет ее сын.
Дженни больше не испытывала недостатка в общении. Теперь она отказывалась от приглашений Эриха поужинать в одном из местных ресторанов.
— Пока не могу, Эрих. Меня даже от запаха еды воротит.
