Я поднялся на трибуну и не узнал поле ипподрома. По дорожке бегали какие-то люди с красными транспарантами. На повороте, где должны были разминаться рысаки, клубилась толпа. Ее с трудом сдерживала редкая цепь полиции.
- Что такое? - спросил я Женю.
- Демонстрация коммунистического профсоюза СЖТ, - буркнул Женя. - Срывают, гады, бега.
Возле толпы крутились репортеры с кинокамерами. Вертолет, наверно тоже принадлежащий прессе, низко рокотал над полем.
- Они так всех лошадей распугают! - возмущались наши соседи.
- Все имеют право на демонстрации и забастовки, - ответили им из другой группы.
Шеренга длинноволосых парней маршировала вдоль трибун. Они несли огромные плакаты с надписями: "35-часовой рабочий день конюхам!", "Узаконить права временных рабочих!", "Деньги буржуазии не лошадям - а детским яслям!"
- Смотри, что делают! - ужаснулся Женя.
Несколько упряжек на противоположной прямой пытались продолжать разминку, но демонстранты совали в морды лошадям плакаты, и рысаки поднимались на дыбы...
Группа пузатых мужчин спустилась с трибун на поле и поспешила к толпе демонстрантов.
Трибуны злорадно свистели.
Лишь через полчаса полиции удалось утихомирить демонстрантов и очистить беговую дорожку.
Я так изнервничался, что мне уже и свет был не мил.
Теперь лошади никак не хотели выстраиваться в линию. Все время кто-то сбоил и сбивал соседей.
С грехом пополам дали старт. Половина лошадей приняла плохо, наездники откидывались назад, натягивали вожжи до предела, чтобы помешать лошадям заскакать. Вперед с отрывом вышли Зараза и Глория. Алеша ехал сзади общей группы, его наездник почти лежал на спине, а Алеша еще и дурил ходом. Внизу на повороте сделал проскачку Свенсен. Зараза и Глория оторвались метров на пятьдесят. Но Алеша наладил ход и прошел мимо основной группы.
- Жми, Алеша, - шептал Женя, - еще не все потеряно!
На последнем повороте, там, где полчаса тому назад бушевала демонстрация, Глория вдруг поднялась и закатила гробовую проскачку. Но, заскакав, она заставила Алешу резко притормозить.
Зараза был уже вне досягаемости. За ним бодро трусили три упряжки. Алеша снова разогнался, обогнал одну упряжку и пулей вылетел на... четвертое место!
На табло вывесили номера: 18-2-3.
Номер 18 - это Зараза. А что за клячи приперлись за ним? Я заглянул в программу. Под номером 2 был записан Вальжан. Под третьим номером - Первое Мая.
В восемь часов мы смотрели по телевизору вечерние "Новости". После международных и французских событий показали ипподром и, конечно, сначала демонстрацию СЖТ. Потом прокрутили забег (все его несчастья), отметили (цитирую) "великолепную победу выдающегося отечественного рысака Заразы" и объявили выдачу в терсе:
терсе в порядке - 37 тысяч франков, терсе в беспорядке - 9500 франков.
- Где же твои миллионы? - спросил Женя. - Смотри, как мало дали.
* * *
Утром я сбегал в киоск и купил на последние деньги четыре парижские газеты. Обозреватели "Орор" и "Паризьен либере" вовсю хвалили Заразу и сожалели о неудаче Алеши. В "Фигаро" писали, что розыгрыш приза Франции практически был сорван демонстрацией СЖТ и, по справедливости, надо было бы отменить его результаты. "Юманите" с гордостью отмечала, что ее прогноз в терсе был единственно верным, что, разумеется, даст повод для недовольства в буржуазной прессе, но пусть рабочие по-прежнему читают и выписывают свою газету, которая стоит на страже интересов трудящихся.
- Ну что, ребята, завтра в Москву? - спросил нас с ослепительной улыбкой Эдуард Иванович в коридоре Посольства. - Счастливчики!
И юркнул в какую-то дверь.
- Пойдите в кассу, получите билеты Аэрофлота и по семьдесят пять франков еще причитающихся вам командировочных, - деловито проговорил Борис Борисович и как бы между прочим добавил: - Надеюсь, вы сыграли в терсе? Ведь вы сами называли эту комбинацию... - Он зыркнул глазом, задержался взглядом на наших лицах. - О Господи! Какие мудаки!..
Я решил поехать в "Тати". На 75 франков я хотел купить свитер и носки, а Райке - колготки и кофточку.
Женя нервно поглядывал на часы и идти со мной отказывался.
- Женя, - догадался я, - не надо! Привези хоть что-нибудь в Москву!
Женя зашипел и побежал в метро.
Я знал, что сегодня на парижском пригородном ипподроме Энгиен беговой день.
Женя вернулся поздно вечером злой как черт. Я не стал ни о чем его расспрашивать.
В десять утра из вестибюля общежития позвонил Борис Борисович.
- Готовы? Тащите барахло ко мне в машину.
Он скептически наблюдал, как мы грузили в машину наши старые московские чемоданы.
И вот мы в машине. Последний круг по парижским улицам.
- Женя вчера небось отправился в Энгиен? - спросил Борис Борисович.
Мы молчали.
- Бабам своим хоть подарки везете?
Я с трудом сдержался, чтобы не послать его куда подальше. В конце концов, это походило на издевательство.
- Беда с вами, - сказал Борис Борисович. - Как малые дети. Ладно, у нас еще есть полчаса. Идем в "палатку", я раздобыл для вас талоны на дубленки, сигареты, виски и женскую косметику. Отоваритесь в нашем магазине. Только живее.
В буфете аэропорта Орли мы распили с Борисом Борисовичем две бутылки шампанского, поклялись в вечной дружбе и любви, обнялись и поцеловались.
Самолет проходил густую облачность. Женя спал, похрапывая, уткнувшись в воротник своей новенькой дубленки. Я лениво просматривал заголовки сегодняшних французских газет. Мои мысли уже приземлились в Москве. Я предвкушал, как позвоню Райке, как она примчится, как я вручу ей духи, кофточку, колготки, как...
Короткая заметка в "Юманите" под заголовком "Очередная провокация" привлекла мое внимание.
"В понедельник днем в кафе "Ротонда", - писала "Юманите", - агенты ДСТ задержали двух рабочих-коммунистов с завода "Рено", которые мирно пили пиво с сотрудником советского Посольства Хреновым Э.И. У советского дипломата в чемоданчике была обнаружена сумма в 3 миллиона 700 тысяч франков. В других обстоятельствах ДСТ воспользовалось бы случаем, чтобы обвинить советское правительство в подкупе французской компартии, но тут произошла путаница в свидетельских показаниях. Свидетели утверждали, что не советский дипломат передал чемоданчик французским рабочим, а, мол, французские рабочие вручили чемодан с астрономической суммой Хренову Э.И. Абсурдность подобных свидетельств заставила агентов ДСТ извиниться перед советским дипломатом и вернуть ему чемоданчик с деньгами Посольства. Даже правая пресса, падкая на подобного рода сенсации, не клюнула на эту утку. Однако само происшествие показывает, что в рядах французских спецслужб еще находятся люди, способные на антисоветские акции..."
