Я не знала, что будет, если Ирэн откажется подписывать договор. Мне было жалко эту девушку. Наверное, отчасти потому, что я сама ненавидела тратить попусту время, а необязательные люди меня всегда раздражали. Минут через десять мы утрясли эту ситуацию.
— Лариса ничего не говорила, — настаивала Ирэн.
— Позвони ей, а я зайду в отдел кадров.
В отделе кадров мне тут же показали договор.
Ничего не понимаю! Я зашла к Ирэн как раз в тот момент, когда она заканчивала разговаривать с Ларисой.
— Что же ты мне раньше не сказала, что это Киреева?
— Я не знаю ее фамилию.
— Это же дочь моего бывшего шефа. Вот бы была петрушка! Зови ее.
Еще через какое-то время все формальности утрясли. Ладно, раз я начальница, надо начальствовать. Я дала новой подопечной факсы и сказала, чтобы она аккредитовалась на эти мероприятия.
— А я еще на показ Юрия Дашкова хочу.
— Туда уже идут.
— Кто?
— Послушай, дорогая, здесь я командую парадом. И если ты хочешь освоить эту профессию, для начала о «хочу» забудь. Есть редакционное задание — действуй. Здесь главное — руку набить, создать себе репутацию и обзавестись знакомствами.
— Ладно, я пошла.
Наташа направилась к выходу.
— Иди. Но послезавтра чтобы тексты были. Я на тебя надеюсь.
Она ушла не простившись. Обиделась. Наверное, думала, что, как и папа, здесь все будут потакать ее капризам. Ничего. Пусть подуется. Здоровее будет.
Я, скинув имеющиеся новости, через час уехала в редакцию, чтобы начальствовать уже там. Родная редакция не преподнесла мне сюрпризов. Материалы были сданы на удивление быстро и четко.
Очень хотелось побыстрее собраться и поехать домой, закрыться от всех, залечь на дно. Но надо было еще зайти к Алине. Она сказала, чтобы я к ней заглянула в конце дня после сдачи номера.
— Видимо, я в тебе не ошиблась, — как бы между прочим сказала Алина. — Этот номер мне нравится. Честно.
— Спасибо. — Еще больше удивляло то, что я не прилагала для этого особых усилий. Все складывалось как бы само собой.
Мы еще немного поговорили, аккуратно делая комплименты. В итоге остались довольны беседой и друг другом.
Во время пресс-конференции раздался телефонный звонок. Мобильный звонил настойчиво и, как мне показалось, громче обычного. Это был Морозов.
— Привет! Ты сейчас где?
— На пресс-конференции. Думаю, минут через двадцать закончится.
— Сможешь потом заехать в театр?
— Что-то случилось?
— Долго рассказывать.
— Да, хорошо, я приеду.
— Тогда до встречи. Целую. — Голос Морозова был взволнованным, и одновременно в нем чувствовались железные нотки. Что произошло за эти сутки?.. Я была словно на иголках и смотрела на оратора, как на врага народа: сворачивай уже! А тот все говорил и говорил. Вспомнилось чье-то изречение, кажется, Довлатова: «Долго не кончать — преимущество мужчины, а не оратора».
Пресс-конференция была посвящена отечественной фантастике. Я особо не вслушивалась в разговор, но непроизвольно фиксировала перлы. Это давал о себе знать рефлекс, выработанный годами, и ничего с этим сделать было нельзя.
— Наконец-то нам представилась возможность вживую пообщаться с нашими любимыми произведениями, — вещал ведущий. Дальше была какая-то обычная болтология. Потом начали задавать вопросы. Один из них заставил меня обратиться в слух и на время забыть о своих проблемах.
— Что вы сейчас пишете? — спрашивал журналист у писателя.
— Книгу, — искренне отвечал тот.
— Какую?
— Толстую…
— Какая книга будет следующей, если вы планируете ее написать?
Просто улет! Обожаю собирать такого рода оговорки и ляпы. Как бы человек ни пыжился, он весь в них, в своих спонтанных оговорках, в непродуманных высказываниях.
Вот наконец объявили, что можно задать последний вопрос. Значит, минут через пять — десять я буду свободна. Да скорее уже! Перед тем как убежать, я наконец отдала дискету с интервью своему приятелю из «Журнала» Сережке Кислову.
— Извини, что задержала. — Я кормила его обещаниями почти неделю, все не было времени встретиться.
— Ничего страшного. В следующий номер поставим.
— Я побежала, уже опаздываю. Звони, если что. Удачи!
Уже убегая, я услышала за спиной философское наблюдение Сережки, явно касающееся меня: «И все-таки она вертится!»
Что могло случиться? Морозов просто так не сдернул бы меня. Значит, что-то из ряда вон выходящее. Судя по голосу Морозова, не очень приятное. Может, я была права насчет Андреева и мои опасения не напрасны? А если нет, что тогда? Не хотелось думать о плохом, но хороших новостей предстоящая встреча, судя по всему, не сулила.
Морозов встречал меня у служебного входа в театр. Я увидела его еще от метро, он нервно курил. Ноябрьская погода во всей своей красе действовала на нервы и не лучшим образом отражалась на здоровье. Ветер пронизывал до костей, пробираясь под одежду. Противный дождь барабанил по разноцветным куполам зонтов. Временами, под влиянием неожиданных порывов ветра, он становился совсем невыносимым, норовя облить с ног до головы, а иногда струи воды все-таки попадали за воротник или в рукав. И тогда становилось совсем худо. Я шла, перескакивая через лужи, местами превратившиеся в озера и каналы, и пыталась представить, что же такое я сейчас услышу, что заставило всегда уравновешенного Морозова попросить меня приехать к нему среди бела дня.
Наконец я добралась до театра. Морозов шагнул мне навстречу, взял за руку и провел в холл. Потом заключил в объятия и поцеловал.
— Привет! Дело — труба, — начал Морозов, — мы уже запустились. Надо было оплачивать первые траты и… В общем, фирма-спонсор погорела. Уж не знаю, кому перешли дорогу и как у них обстоят дела. Налоговики прищучили, и теперь их положение светлым и безрадостным не назовешь. В общем, приехали, — сообщил он по дороге в актерский буфет.
Для того чтобы попасть в театральный буфет, надо было изрядно поплутать по закулисью. Наконец мы дошли. Это было просторное, светлое помещение. Окна выходили во двор, и с высоты птичьего полета был виден город. Он казался каким-то сказочным, нереальным: пряничные игрушечные разноцветные домики, поток крошечных машин, люди-муравьи…
В буфете почти не было народа, что для этого времени весьма необычно.
Слова, сказанные Морозовым, также звенели в ушах, как дождевые капли по жестянке подоконника. Трудно было осмыслить услышанное, еще труднее в это поверить. Жаль Морозова, настолько он выглядел ошеломленным и раздавленным фактом предательства Андреева, даже казалось, стал меньше ростом.
