– Как же вы зимой? Небось, моча замерзает.
Солдаты застенчиво улыбнулись.
Девочка лет шести в вязаной шапке и зимних коричневых колготках, похожая на капитана, как два острова Диомеда, играла в песок и камни. Русские всегда кутают своих детей – это зовется «заботой о детях».
– Ты откуда? – спросила она меня.
– Из Москвы.
– А я думала, из Америки.
– В каком-то смысле, из Америки, – согласился я.
– Ну, и как Америка?
– Америка? Я не знал, что ты здесь. Я бы привез тебе «барби».
– В следующий раз привезешь?
– Хорошо. А ты что делаешь?
– Рою туннель.
– Куда?
– В Америку.
– Катя! – на пороге стояла мать. – Иди сюда.
– Здравствуйте, – сказал я.
Она не ответила. Подошел капитан.
– С Петропавловском-Камчатским нет связи. Ждите.
Я вынул книгу из куртки. Он сравнил фотографию на задней обложке с моим лицом. Он меня и хотел, и боялся, и ненавидел – во всем этом был какой-то бюрократический гомосексуализм.
– Пошли, – сказал он.
Мы вошли в его кабинет с большой картой мертвого СССР, криво висящей на стене.
– Ну, что мне с вами делать?
– Я хотел бы посмотреть остров.
– Нечего тут смотреть. Есть хотите?
Мы оказались в пустой столовке с киноэкраном на стене.
– Фильмы у нас только старые, про войну с Гитлером, – пожаловался капитан. – По сто раз крутим. Но солдатам нравится.
– Откройте книгу.
В книге лежали сто долларов.
– Подпишите, – неожиданно попросил капитан.
– Часто к вам летает вертолет?
– Военная тайна, – усмехнулся он. – Хотите водки?
Солдат принес чай в подстаканнике, черный хлеб и тарелку пельменей. Мы выпили водки.
– Тут есть эскимосское кладбище. И поселок, который вымер от голода в 1910 году, – сказал я.
– Зворыкин! – крикнул капитан.
Вошел лейтенант, похожий на молодого Фиделя Кастро.
– Покажи ему кладбище.
Мы пошли с «Фиделем» по тропинке, проваливаясь в снег. Кладбище – с расшатанными деревянными крестами – как это бывает в вечной мерзлоте. Туманно, тоскливо.
– Не говорите, что были здесь у меня, – сказал хозяин острова, возвращая паспорт. – Мало ли что.
– Будем считать, вы мне приснились. А чего не откроете остров? Американские эскимосы просили передать, что им негде собирать зеленые листочки.
– Обойдутся! Пусть лучше не рубят моржам головы на продажу клыков. Варварство! Плавают тут в проливе на красных от крови льдинах безголовые туши.
На берегу меня ждала лодка. Я вернулся в теплую реальность Америки.
Губернатор
Русский переход от коммунизма к капитализму плодит монстров. Встретиться с губернатором Чукотки оказалось сложнее, чем прилететь из Москвы на Малый Диамед. Я ловил его несколько месяцев, по телефону, через помощников, и никогда бы не встретился, если бы не случай. Я оказался с ним соседом по передаче на «Эхо Москвы». Коренастый, он был надменным и неуверенным одновременно. Молодые дикторы за глаза звали его «бронетранспортером».
Мы сели в баре. Что же вы забаррикадировались, Александр Викторович? Почему свирепствует таможня?
– Так американцы под видом туристов и врачей ездят к нам скупать кровь местного населения. Мы их ловим на границе со шприцами и пробирками! А теперь они стали проповедовать новую секту, засылают миссионеров, отбирают у населения деньги и перекачивают в Америку. Он напустил на себя свирепый вид. Я вспомнил, как русская эскимоска Роза из поселка Чаплипо, живущая теперь в Номе, рассказала мне, что на Чукотке жизнь прекратилась: «Цены на вертолет стали астрономическими. Школу закрыли. Потом – поликлинику». Но Назаров упрямо выгораживает себя: – Я хотел построить в Анадыре международный аэропорт – чтобы качать деньги! Военные не разрешили, по стратегическим соображениям. Откроем границу – все сбегут в Америку. Помнишь, в 1989 году натерпелись позора. Организовали пробег «Дружба» на собачьих упряжках с Чукотки на Аляску. Между островами начертили желтую полосу границы по льду. Горбачев с Бушем прислали приветственные телеграммы. Мы прилетели на четырех вертолетах. Откупорили бутылки шампанского – за свободное передвижение! Мы верили и не верили, но ладно – вдруг получится. И что получилось? – двое желторотых журналистов сразу сбежали. Мы думали – они куда-то пропали, замерзли, провалились под лед. Стали искать – вместе с американцами. Не нашли. Окоченевшие, злые, улетели домой – на следующее утро выяснилось: американцы с самого начала знали, что они сбежали, но молчали. Беглецы находились под защитой США всю ночь без света в поликлинике! Сорвали праздник! К черту нам эти унижения! У нас слишком большой экономический перепад, чтобы сотрудничать на равных. У них на Аляске автострады, а у нас царь и бог – вездеход. Открывать границу, чтобы плодить новых беглецов, контрабандистов, бандитов, чтобы те начали терроризировать жителей Аляски. Спасибо большое! Не при мне! Им подавай обмен людьми – а мне не нужны лишние трупы. Местных трупов хватает.
– Вас полощет Николай Борисенко, который сбежал от вас в Ном. Распустили местную мафию. Собираете с нее дань.
– А ты посади Борисенко на мое место – думаешь, он был бы лучше меня? В России власть, как бешеная корова. Раз оседлал ее, держись крепче! Не то – пиздец.
– Теперь понятно, почему вас не любят на Аляске, – сказал я.
Губернатор выпил залпом рюмку коньяка:
– Ты что такое говоришь! – возмутился он. – Кто не любит? Прежний губернатор Аляски был мой френд. А новый… Я прилетел в Анкоридж, он встретил меня в аэропорту, выпили кофе, он и говорит: мне пора ехать. Я развернулся и улетел. Зачем мне такое неуважение?
Речь зашла о расовых проблемах на Чукотке.
– Они были. Я их решил. Это моя главная заслуга. С эскимосами непросто. Заносчивы, считают себя избранным народом. Американцы от них откупаются, а мы заставили их работать. Приезжай, посмотри наши рыболовецкие хозяйства! Образцовые!
Губернатор надел узкий плащ, застегнулся. Пуговицы торчали у него на груди, как ордена.
– А как же туннель через Берингов пролив?
– Ты знаешь фантазии Джима Стимпфла? Хороший мужик, но наивен, как все американцы. Туннель будет через 1000 лет… В общем, приезжай! – губернатор тряхнул мне руку.
– Спасибо, не приеду, – ответил я.
Человек в красной кухлянке
– Ну, как острова? – спросила Берни.
Мы сидели в местном ресторане. Над Беринговым проливом струи фейерверка били в белую ночь. Ном праздновал 100 лет золотой лихорадки. Все гуляли. С утра играл шотландский оркестр, затем – ритуальные эскимосские танцы под бубны. Виктор, Джим, Берни, их дети, я, даже редакторша Нэнси – все танцевали, превращаясь то в охотников на китов, то в детей медведя и эскимоски, с медвежьими ушками.
