— А какое животное вы, мистер Уилт? — спросил доктор Питтмэн. — Одомашненное или склонное к насилию?
— Опять все сначала. Современный человек просто одержим этими примитивными противопоставлениями. Или-или, по Кьеркегору[13], как сказала бы эта сучка Салли Прингшейм. Нет, не скажу, что я полностью одомашнен. Спросите мою жену. Она лучше знает.
— В каком смысле вы не одомашнены?
— Доктор Питтмэн, я люблю пердеть в постели. Мне это нравится. Этим трубным звуком антропоид, сидящий во мне, единственно доступным ему способом утверждает свое право на территорию.
— Единственно доступным способом?
— Вы не видели Еву, — сказал Уилт. — Когда вы с ней познакомитесь, вы поймете, что утверждать что-то — ее прерогатива, не моя.
— Вам кажется, что миссис Уилт вас подавляет?
— Мне не кажется, это на самом деле так.
— Она помыкает вами? Она взяла на себя господствующую роль в семье?
— Ева такая, какая она есть. Она ничего не взяла. Она просто такая.
— Какая?
— Вот здесь и закавыка. — сказал Уилт. — Что у нас сегодня? У меня здесь все дни перепутались.
— Четверг.
— Значит, сегодня четверг: Тогда она Бернард Лич.
— Бернард Лич?
— Керамист, мистер Питтмэн, известный керамист, — сказал Уилт. — Завтра она будет Маргот Фонтейн, а в субботу мы играем в бридж с Моттрамами, значит, она будет Омаром Шарифом. В воскресенье она превратится в Элизабет Тейлор или Эдну О'Брайен, в зависимости от того, что там будет в цветном приложении, а днем мы поедем покататься, и она будет Евой Уилт. Пожалуй, это единственное время за всю неделю, когда я вижу подлинную Еву, да и то потому, что я сижу за рулем, а ей нечего делать, кроме как тихо сидеть и приставать ко мне со всякими глупостями.
— Кажется, картина проясняется, — сказал доктор Питтмэн. — Миссис Уилт нравится, так сказать, играть в разные роли. Отсюда неустойчивые взаимоотношения, при которых вы как муж не можете вести четкую и уверенную роль…
— Доктор Питтмэн, — сказал Уилт. — гироскоп может, вернее, должен, вращаться, и тем не менее ему удается достичь устойчивости, практически не имеющей равных. Если вы понимаете принцип работы гироскопа, то, возможно, вы согласитесь. Дело вовсе не в том, будто нашему браку не хватает устойчивости. Чертовски неприятно каждый день иметь дело с центробежной силой, но с устойчивостью здесь все в порядке.
— Но вы же только что сказали, что она не взяла на себя господствующую роль в семье? А теперь вы говорите, что у нее сильный характер.
— У нее не сильный характер. Она сама — сила. Есть разница. А что касается характера, то у нее их так много и все такие разные, что уследить за ними просто и нет никакой возможности. Скажем так, она целиком и полностью погружается в образ того, кого она в данный момент изображает, причем с неистовством и с упорством, достойными лучшего применения. Помните эту серию фильмов с Гарбо, которые несколько лет назад показывали по телевизору? Так вот, в течение трех дней Ева была дамой с камелиями, и по сравнению с ней сцена смерти по телевизору выглядела, как пляска святого Витта, будьте уверены.
— Картина проясняется, — заметил доктор Питтмэн и записал в блокноте, что Уилт патологический лжец с садо-мазохистскими наклонностями.
— Очень этому рад, — сказал Уилт. — А то инспектор Флинт думает, что я убил ее и Прингшеймов в приступе кровожадности и избавился от их тел каким-то изощренным способом. Даже про кислоту упоминал. Это ж бред собачий. В смысле, где это я добуду столько соляной кислоты, чтобы растворить три трупа, один к тому же с излишком веса? Об этом и думать не стоит.
— Безусловно, — согласился доктор Питтмэн.
— И вообще, разве я похож на убийцу? — жизнерадостно спросил Уилт. — Конечно же, нет. Вот если бы вы сказали, что Ева прикончила этих мерзавцев, а с моей точки зрения это надо было сделать давным-давно, то я отнесся бы к такому предположению серьезно. Да поможет Бог тем несчастным, которые окажутся поблизости, когда она вообразит себя Лиззи Борден.
Доктор Питтмэн бросил на него хищный взгляд.
— Вы что, хотите сказать, что ваша жена убила миссис и мистера Прингшеймов? — спросил он. — Вы это имеете в виду?
— Нет, — сказал Уилт, — не это. Я всего лишь хотел сказать, что, если Ева что-то делает, она вкладывает в это всю душу. Когда она убирает в доме, она-таки убирает. Давайте я расскажу вам об антисептике. Она жутко боится заразы…
— Мистер Уилт, — поспешно перебил доктор Питтмэн, — мне неинтересно, что делает миссис Уилт с антисептиком. Я пришел сюда, чтобы попытаться понять вас. Скажите мне, у вас есть привычка совокупляться с резиновой куклой? Такое происходит регулярно?
— Регулярно? — спросил Уилт. — Что вы имеете в виду под регулярностью: что это происходит как правило или же периодически? Ведь ваше представление о правилах может сильно отличаться от моего.
— Я имею в виду, вы часто это делаете?
— Делаю? — удивился Уилт. — Я вообще этого не делаю.
— Но я так понял, что вы специально подчеркивали, что у куклы есть влагалище?
— Подчеркивал? Ничего подобного. Вся эта гадость была видна невооруженным глазом.
— Вы считаете, что влагалище — гадость? — спросил доктор Питтмэн, попав наконец в более знакомую ему сферу сексуальных отклонений.
— Вне контекста — да, — сказал Уилт уступчиво, — а что касается пластиковых, то меня от них тошнит даже в контексте.
К концу беседы доктор Питтмэн совершенно запутался. Он устало поднялся и направился к двери.
— Вы забыли вашу шляпу, доктор, — сказал Уилт, подавая ему шляпу. — Позвольте спросить, вы их на заказ шьете?
* * *
— Ну что? — спросил инспектор Флинт вошедшего в его кабинет доктора Питтмэна. — Каков будет приговор?
— Приговор? Этого человека нужно засадить пожизненно.
— Вы полагаете, что он маньяк со склонностью к убийству?
— Я полагаю, что, каким бы способом он ни убил миссис Уилт, она должна быть ему благодарна. Двенадцать лет замужем за таким человеком… Господи, даже подумать страшно.
— Ну, здесь мы недалеко ушли. — заметил инспектор, когда доктор удалился, выразив на прощание мнение, что, конечно, мистер Уилт обладает умом чертика из табакерки, однако он, Питтмэн, не может совершенно определенно сказать, что Уилт не в своем уме с криминальной точки зрения. — Придется подождать, что будет завтра.
15
То, что происходило в пятницу, видели не только инспектор Флинт, сержант Ятц, дюжина других полицейских, Барни и человек шесть строительных рабочих, но и несколько сот студентов техучилища, выстроившихся на ступеньках научного корпуса, большинство преподавателей и сотрудников и восемь членов Национального аттестационного комитета; причем у последних была особенно удобная позиция — у окон учебной гостиной, которая обычно использовалась отделением для подготовки официантов, а также для приема почетных, гостей. Доктор Мейфилд буквально из кожи лез вон, пытаясь отвлечь их внимание.