Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
– Твой-то батя тоже небось воевал?
Вопрос был неожиданный и совершенно непонятный после детального описания, как он, бригадир, закрывает наряды.
– Отец? Нет, он не воевал, – начал было Карлушка, но в этот момент Настя наступила ему под столом на ногу.
– Отец не воевал, – повторил он, глядя в синие глаза будущего тестя, – он… работал.
– Бронь, значит, имел, эт-та, – вслух решил Сергей Дмитриевич. – У нас в роте один служил. Сам он с Челябинска, с Урала, так евоному отцу тоже бронь дали, как война началась. Я тебе так скажу: он на этом своем заводе…
Или она нечаянно наступила? Поймав Настин взгляд, понял: нет, не случайно.
Карл не удивился. Он так часто встречал внезапное молчание, переглядывания, а то и откровенную холодность, чтобы не сказать враждебность по отношению к бывшим сосланным, что понял: лучше промолчать. Он не солгал: отец работал всю войну не покладая рук, и не его вина, что не воевал – с ним воевали…
– Сережа, Сереженька! Смотри, гость-то усталый совсем, тем более с дороги; и Настена вон носом клюет.
Старуха ловко ухватила бутылку с остатками водки, Вера почти синхронно сняла со стола бальзам и наливку. Пока Настя с матерью относили посуду на кухню, Карлушка бесцельно слонялся по комнате, пока не наткнулся на невысокую полку с книгами в углу.
Говорят, что по библиотеке можно определить характер и пристрастия владельца, но Карл оказался в тупике. Он с недоумением пробегал глазами заголовки на корешках: «Русский лес», «Легенды и мифы Древней Греции», «Бухгалтерский учет в торфодобыче»… Рядом стоял свекольного цвета Беранже: «Песни». К Беранже прислонилась «Княжна Тараканова», потом шли «Справочник по элементарной математике», «Как закалялась сталь»… Увидев два корешка с одинаковыми названиями, он удивился и вытащил обе книжки и с недоумением переводил взгляд с одной обложки на другую. Одна называлась «Барсуки» и принадлежала перу Ф. Панферова, другую – «Бруски» – написал Л. Леонов. Вместе с «Русским лесом» вполне могли бы составить трилогию – чем не материал для литературной студии? «Вы литературовед, молодой человек?» – спросили бы. «Нет, инженер-радиотехник». Две книги – «Время жить и время умирать» и «Сага о Форсайтах» – стояли с наклоном в противоположную сторону, словно отшатнувшись от соседей. Он невольно улыбнулся.
– Эт-та…
Сергей Дмитриевич остановился рядом.
– Эт-та… – повторил он и показал пальцем на книги. – Мы Настене ни в чем не отказывали, вот и с книжками тоже. У ей этого добра в старом доме целая куча осталась, там сейчас мать живет. Огород, то-се. А я тебе, эт-та… если хочешь стоящее что почитать, то вот сюда гляди.
Он нагнулся и жестом поманил Карла последовать его примеру.
«Стоящее» было сложено стопкой на нижней полке. Было видно, что это книги, многократно читанные и любимые хозяином.
– Во, смотри!
Он совал Карлушке в руки маленькие томики с лохматыми корешками, в сильно потрепанных обложках и с интригующими названиями: «Что происходит в тишине», «Паутина», «Вынужденная посадка», «Под чужим именем»…
– Очень жизненная, я тебе скажу, – он сунул Карлушке толстый томик в некогда зеленом переплете, – как они их на чистую воду вывели, эт-та…
Книжка называлась «Похождения Нила Кручинина».
Хозяин вдохновился настолько, что начал путано пересказывать сюжет про какого-то пастора («священник ихний»), спортсмена и горные ботинки; сюда же каким-то образом лепился стакан молока… В это время его, к счастью, позвали.
Настя, пробегая на кухню, заглянула Карлушке через плечо и скорчила гримаску. Он улыбнулся в ответ, маясь от неловкости, поскольку стал невольным свидетелем разговоров о ночлеге, и продолжал стоять, уставившись в книжные корешки.
Квартира состояла из двух смежных комнат, одна из которых была родительской спальней. Идея ночевки жениха и невесты в одной комнате была слишком крамольной даже для обсуждения, в результате чего проблема гостеприимства выглядела столь же трудно решаемой, как задача о волке, козе и капусте, и эту задачу блистательно разрешила именно бабка.
– Вот как сделаем, – твердо сказала она. – Вы, – кивнула сыну с невесткой, – отправляйтесь ко мне, а то что ж я буду на ночь глядя шлендать? Заночуете там, я с Настеной в спальне лягу, а гостя положим в зало на диван – вот и вся недолга.
Он был уверен, что уснет сразу, как дойдет до дивана, однако стоило лечь – и сонливость как сдуло. В темноте комната, которую старуха гордо именовала «зало», выглядела иначе – нарядней. Ровно и ярко светил фонарь за окном. Тюлевые занавески казались твердыми и рельефными, как и свисающая из-под радиолы вышитая салфетка; вторая салфетка, кружевная, лихим чубом свисала с ее полированной крышки. Плюшевая скатерть на круглом столе спадала дорогой драпировкой на простые деревянные стулья. В углу на таком же стуле покоился баян. Над столом – лампа с кистями на абажуре. Застекленная фотография в деревянной рамке висела на противоположной стене. Сидя за столом напротив нее, Карлушка свыкся с безмолвным свидетелем трапезы – худощавым молодым мужчиной в плечистом пиджаке, скрывающим его худобу, и наглухо застегнутой сорочке. Мужчина смотрел не в глаза фотографу, а куда-то над его головой, как будто ждал, что кто-то оттуда появится. «Муж мой покойный», – пояснила старуха. Теперь не было видно массивного пиджака, свет фонаря превращал фотографию в маленькое оконце и выхватывал абрис помолодевшего, совсем мальчишеского лица, так что казалось, будто мальчуган пытается заглянуть в комнату.
За стенкой послышался глуховатый протяжный кашель, потом стих. Настю слышно не было. Спит. Он улыбнулся. Во время ужина, переводя взгляд с одного лица на другое, пытался понять, на кого она похожа, и не смог. Если бы сходство состояло в сличении черт, то можно было бы найти немало общего: голубые, как у отца, глаза, но без этих безобразных красных прожилок, высокий – материнский – лоб, да мало ли!.. Однако сходство легко ускользает или проявляется в чем-то неуловимом: вот она упрямо наклонила голову, совсем как Сергей Дмитриевич, а потом улыбнулась – и сходство с отцом исчезло, растворилось, словно он для нее чужой человек. Некоторое время спустя что-то заставило Карла пристальней взглянуть на Веру Арсеньевну, и он поразился, заметив милую ямочку на щеке – точь-в-точь как у Насти. Это случилось, когда она хотела рассказать, где они жили – тогда, до войны, до Насти; и бабка послала ее на кухню. Ямочка мелькнула – и пропала, а вместе с ней исчезло сходство.
Нет, Настя не случайно наступила ему на ногу: здесь не нужно говорить про ссылку. Значит, родители не знают, и знать им не нужно. Об отце Сергей Дмитриевич спросил только, воевал ли, – и сам же придумал ему бронь, примерив на однополчанина из Челябинска. Как странно, что этот малосимпатичный человек должен стать его родственником и будет называться «тесть»; булочное какое-то слово. О чем он может спросить завтра? – Да о чем угодно; например, поинтересуется, служил ли в армии будущий зять. А что тогда – рассказать про плоскостопие? Нет, ни за что. И что сказать, если опять будет расспрашивать об отце – говорить о кино? Или о ларьке, где отец проработал всю войну – и всю ссылку, о которой говорить не следует? Вдруг захотелось оказаться дома, достать черную папку и не спеша перебрать то, что пролистал тогда впопыхах, а потом так и не удосужился разобрать подробно. Конечно, ничего они не знают, если Настя не рассказала; да и что они могут знать, если я сам знаю о нем так мало?..
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 138
