— Он сильно занят, — пожал плечами Никола.
Алиенора опять зашуршала травой. Моя дочь разбирается в людях не хуже меня. Разница только в том, что она улавливает ложь слухом, а я — зрением. Скорее всего, она различила в голосе Никола фальшивые нотки, тогда как я догадался, что он врет, по глазам, которые он отводил в сторону, избегая моего взгляда. Он явно что-то недоговаривает. Однако расспрашивать его дальше было бессмысленно, чутье мне подсказывало, что сейчас он все равно не скажет правду. Может, когда-нибудь позднее, в более располагающей обстановке мы вернемся к этому разговору.
— Ладно, после поговорим, — сказал я. — В «Старом псе». — И повернулся к Кристине: — Обед готов?
— Через минуту, — вскочила она.
Я оставил Никола в саду допивать пиво, а сам вернулся в мастерскую. Но за станок не сел, а задержался в дверях, чтобы понаблюдать за ткачами. Они сидели очень тихо, склонив головы над работой, как будто четыре птицы на ветке. Иногда кто-то из них нажимал на педаль, а все остальное время в мастерской царила тишина, которую нарушал только глухой стук одной деревяшки, ударяющейся о другую.
Чуть позднее ко мне присоединилась Кристина.
— Ты знаешь, какой у нас есть выход, — шепнула она одними губами.
— Это исключено. Мы не только нарушим правила гильдии, но и испортим себе зрение. Свечи закапают ковры, воск толком не отчистишь, и любой член гильдии при желании устроит скандал.
— Я не то имела в виду.
— Ты предлагаешь работать по воскресеньям? Странно от тебя слышать подобное. Хотя, может, тебе и удастся уговорить священника — он тебя уважает.
— И не это. Воскресный отдых — это святое.
— Что же тогда?
Глаза Кристины вспыхнули.
— Позволь мне ткать мильфлёр. Вместо Жоржа-младшего.
Я молчал.
— Ты ведь сам говорил: нанять еще одного ткача нам не по карману, — продолжала она. — Но у тебя есть я. Используй мое умение, а сын пусть покажет, на что он способен. — Она глядела на меня очень сурово. — Ты отлично его обучал. Теперь самое время показать себя в деле.
Я знал, что творится у нее на сердце. Ей хотелось ткать.
— Я голоден, — сказал я. — Еда наконец готова?
Сразу после колоколов, оповестивших о конце работы, я пригласил Никола в «Старого пса». Мне не по нраву трактирный гомон, но где еще поговоришь по душам, кроме как за кружкой пива. Я прихватил с собой Жоржа-младшего и послал Люка за Филиппом. Уж не помню, когда в последний раз мы устраивали праздник.
— Эх! — вздохнул Никола, озираясь по сторонам и причмокивая влажными от пива губами. — Брюссельское пиво, брюссельские собутыльники. Слезы, да и только. Таверны — точно могилы, где подают воду и именуют ее пивом. И ради этого я трясся на лошади десять суток?
— Погоди, публика разойдется, и начнется веселье.
Жорж-младший выспрашивал у Никола подробности путешествия из Парижа: смирная ли попалась лошадь, много ли было спутников, сколько раз останавливались? Он обожает рассказы о странствиях, но, помнится, когда я брал его с собой в Антверпен и Брюгге, он плохо спал, мало ел и шарахался от прохожих. И чуть не прыгал от счастья, вернувшись домой. С его слов, он мечтает увидеть Париж, но голову даю на отсечение, что он в жизни туда не поедет.
— На тебя напали грабители по дороге? — осведомился Жорж-младший.
— Какие еще грабители? Там одна грязища кругом — грязища да хромая кобыла.
— А синяк откуда? — Жорж-младший показал на желтоватый кровоподтек под глазом.
Никола передернул плечами:
— Драка была в таверне, и я попал какому-то забулдыге под горячую руку. — Он повернулся ко мне: — А как Алиенора? Готовите приданое?
Я нахмурился. К чему этот вопрос? О нашем договоре с Жаком Буйволом не ведала ни одна душа, за исключением Кристины и Жоржа-младшего. Кристина настояла, чтобы я посвятил сына: надо же ему представлять, что его ждет, когда он станет хозяином мастерской. Но он держал рот на замке — сын умеет хранить секреты.
Но тут явились Филипп с Люком, избавив меня от необходимости давать немедленный ответ.
— Честно говоря, не ожидал, — сказал Филипп, подсаживаясь к столу. — Прошлым летом ты так торопился в Париж. Помнится, даже клялся, что больше оттуда ни ногой.
— У меня дело к Жоржу, — улыбнулся Никола. — И потом, мне хотелось взглянуть, как ковры продвигаются. Разумеется, приятно вновь свидеться с Кристиной и Алиенорой. — Он опять повернулся ко мне: — Так как поживает Алиенора?
— Алиенора трудится как пчелка, — процедил я. — Шьет вечерами, чтобы днем не путаться у нас под ногами.
— Alors, вам здорово повезло, не то что другим мастерским, — сказал Никола. — Зрячие не могут шить в темноте. А слепая будет сидеть с иглой хоть ночь напролет, а не только от колокола до колокола. Вы должны быть благодарны судьбе, что у вас такая замечательная помощница.
Я никогда не рассматривал Алиенору под таким углом зрения.
— Значит, ей не до шитья приданого, — добавил Никола.
От неожиданности глаза у Филиппа вылезли на лоб. Впрочем, что тут удивительного.
— Мою дочь не волнует приданое, ее волнуют ковры, равно как и всех нас, — пробормотал я. — Тем более сейчас, когда у нас отбирают два месяца.
Наверное, я сболтнул лишнее, но Никола меня так допек, что я не сдержался.
— Почему отбирают? Так мы точно не поспеем, — вмешался Жорж-младший.
— Спроси у Никола.
Мы все — я, сын, Люк и Филипп — устремили глаза на Никола, и под нашими взглядами он съежился и потупил взор.
— Почем мне знать, — пробормотал он наконец, не отрывая глаз от пива. — По словам Леона, так распорядился Ле Вист.
Ну как с таким торговаться?
— Но Леон же должен понимать. — Мой голос дрожал от презрения. — В конце концов, почему он сам не приехал? Только не морочь мне голову и не говори, что ему некогда. Для Жана Ле Виста он выкроил бы время.
Никола нахохлился — его задел мой тон. Он опрокинул в рот остаток пива, затем взял кувшин, наполнил себе кружку до краев и осушил ее одним глотком. Я с такой силой сжал кулаки, что ногти вонзились в ладонь, но говорить ничего не стал, хоть он и оставил меня без пива.
Никола рыгнул.
— Леон послал меня по просьбе жены Жана Ле Виста. Ей было нужно, чтобы я уехал.
— Что ты ей сделал? — спросил Филипп.
Он всегда говорит тихо, но его вопрос прозвучал достаточно явственно.
— Я пытался ухаживать за ее дочерью.
— Безумец, — пробормотал я.
— Если бы ты ее видел, ты бы так не говорил.
— Да видел он ее, видел, — подсказал Филипп. — И мы тоже видели — это дама на «Вкусе».
