На «русских горках» Карен вела себя как всегда — визжала на крутых ухабах, судорожно цеплялась за него на поворотах и явно наслаждалась скоростью. Выйдя из вагончика, она пошатывалась, но продолжала смеяться.
Они сели на скамейку, чтобы прийти в себя, и Дел, улыбаясь, заметил:
— Ты так смешно цеплялась за меня в вагончике, как ребенок за папу. Я тебе случайно твоего отца не напоминаю иногда?
Карен обернулась. Он хотел поцеловать ее — благо на дорожке никого не было — и вдруг почувствовал, что она как-то странно замерла в его руках.
Лицо ее исказилось в напряженной болезненной гримасе, голубые широко открытые глаза стали пустыми, как у куклы. Она резко дернулась, встала, прошла пару шагов, двигаясь, как марионетка, рывками — внезапно рухнула на колени и содрогнулась в мучительном спазме. Дел еле успел подскочить и схватить ее за худенькие плечи — иначе она упала бы лицом в собственную рвоту.
Наклонившись вперед, она стояла на коленях прямо на дорожке, опираясь ладонями о землю. Спазмы все продолжались, хотя рвоты больше не было — очевидно, в желудке ничего не осталось. Он продолжал держать ее за плечи, чувствуя, как она обвисает и вот-вот упадет вперед.
Вокруг уже собралось несколько человек, кто-то предложил вызвать врача. Подхватив на руки, он посадил ее на скамейку — лицо Карен было зеленовато-бледным, на лбу выступила испарина.
Какой-то парень протянул бутылочку содовой и Дел попытался дать ей глотнуть, хотя боялся, что ее снова вырвет. Она сделала глоток и медленно открыла глаза, с трудом взглянув на него.
— Как ты? Тебе плохо? — вопрос прозвучал глупо, ее состояние было очевидно — но он очень испугался.
— Ничего, — пробормотала она, — просто укачало.
Он намочил платок содовой, которую продолжал судорожно сжимать в руке, дал ей еще попить и мокрым платком обтер вспотевшее бледное лицо. Пощупал пульс — сердце лихорадочно билось.
Окружающие поняли, что больше ничего интересного не будет, и постепенно рассеялись. Карен продолжала сидеть, откинувшись на спинку скамейки, затем пробормотала: — Я сейчас, — наклонилась вперед, опершись локтями на колени и обхватив голову руками — и, посидев так несколько минут, медленно выпрямилась. Хотя она все еще была бледной, но выглядела уже почти нормально.
— Ну, как ты?
Она с трудом улыбнулась.
— Ничего. Наверное... сахарной ваты... переела.
— Поехали домой. Ты ужасно выглядишь — тебе надо полежать. Сможешь идти?
Карен медленно встала, прошла, пошатываясь, пару шагов и резко встряхнула головой. В голове Дела молнией промелькнуло воспоминание — их знакомство — так же она оправлялась от удара Джейка. И так же, как тогда, она обернулась со словами:
— Все в порядке. Я могу идти, — вернулась к скамейке и подхватила забытого им тигренка.
По дороге домой Карен почувствовала себя получше — только бледность все еще была слегка видна. Дома она для начала разместила тигренка на ковре, потом переложила на спинку дивана и удовлетворенно улыбнулась.
— Вот так!
Манци подошла, осторожно обнюхала игрушку и чихнула.
— А ты ничего не понимаешь! — ответила ей Карен.
Дел велел ей не спорить с кошкой и не прыгать по комнате, а сесть на диван — иначе опять может плохо стать. Сделал ей кофе — чтобы подбодрить — и сел в кресло напротив нее.
И, неожиданно для самого себя, сказал то, о чем думал уже давно:
— Карен, выходи за меня замуж, а?
Она резко подняла голову и взглянула на него, как бы убеждаясь, что правильно поняла услышанное. Закрыв глаза, медленно покачала головой — ему показалось, что она сейчас заплачет.
— Нет. Не надо этого, Дел... Пожалуйста, не надо.
Такого ответа Дел не ждал — и тем более такого вмиг застывшего лица. Он застыл в недоумении, потом удивленно спросил:
— Почему?
Карен уже взяла себя в руки и объяснила — спокойно, как что-то очевидное:
— Потому, что этого нельзя делать. Да и ни к чему. И пожалуйста, давай не будем об этом говорить.
Он опешил от ее спокойного и усталого тона — снова, как когда-то, во время их ссоры, ему показалось, что она намного старше него.
— Что значит — нельзя? Почему?
— Тебе что, плохо со мной?
— Хорошо. Вот я и хочу...
— Тогда оставь все, как есть, — перебила его Карен.
— Я тебя чем-то не устраиваю?
Она покачала головой, закрыв глаза и прикусив губу, чтобы не расплакаться. Почувствовала, как теплая рука, погладила ее по голове — ласково, так ласково, что ей еще больше захотелось заплакать, прижаться к нему лицом, пожаловаться на то, как все плохо.
Дел спросил — тихо, с какой-то обреченностью в голосе:
— Это из-за того, что я тебя старше, да? Внезапно Карен вскинула голову — сил сдерживаться больше не было. Ну почему он мучает ее, заставляя объяснять то, что должен понимать лучше нее?
— Да при чем тут старше-моложе! Нельзя тебе жениться на проститутке, ты что, сам не понимаешь?
Та же теплая рука, которая только что гладила ее по голове, больно впилась жесткими пальцами в плечо, встряхнула.
— Не смей называть себя так! — в его глазах полыхнула ярость.
Карен тяжело вздохнула и сказала — снова почти спокойно и очень устало:
— Я не назову — другие назовут, злых языков хватает. Скажут, что ловкая шлюха из стриптиз-бара окрутила тебя ради денег — как тебе это понравится?
— Да пусть говорят все, что угодно. Мне это неважно. Я хочу быть с тобой.
— Ну и будь со мной — а жениться-то зачем? — она с усилием рассмеялась.
Дел помолчал несколько минут, опустив голову, потом нарушил тишину:
— Ладно, давай больше не будем об этом. Ты все еще плохо себя чувствуешь — я постелю себе на диване.
Она хотела возразить — он махнул рукой и быстро ушел в ванную.
Он понимал причину ее отказа — если, конечно, это и была действительная причина. Понимал, и все-таки чувствовал себя отвергнутым и обманутым — ведь он так ждал, что ее глаза вспыхнут радостью, что она рассмеется, обнимет его...
Заснуть без привычного теплого дыхания под боком было трудно. Эта мелкая и глупая месть — лечь спать на диване — была никому не нужна, но вернуться на кровать Делу не позволяло упрямство и он маялся, ворочаясь с боку на бок.
Среди ночи, ерзая на диване, он услышал странный тоненький звук — словно где-то поскуливал потерявшийся щенок. Ему показалось, что это плачет Карен — не выдержав, он включил ночник, подошел к ней и присел на корточки.
— Ну что с тобой, чего ты? — и внезапно понял, что она действительно плачет — во сне, лежа на боку и свернувшись в клубочек. Иногда она тихо всхлипывала и вздрагивала, из-под плотно сжатых век на подушку просачивались капельки слез.
