— Если будут спрашивать, просто подтверждай, что я говорю, — заявил Люк, пока они шли к главной улице. — На вокзале торчать не надо, наверняка документы проверят, лучше погуляем, чтобы убить время. Поедим где-нибудь. Можно и поговорить. Куда как естественней выглядит, если парочка воркует между собой, — сухо добавил он.
Мысли Лизетты были настолько поглощены недавним поцелуем, что она и не заметила затянувшегося молчания.
— А где здесь расквартированы немцы?
— Заняли две городские школы. Еду готовят в больнице, а патрули ее приносят.
— Партизан никогда не подмывало отравить еду?
— Постоянно подмывает, но, честно говоря, куда большего можно достичь, испортив какой-нибудь трансформатор или локомотив, тем самым нарушив планы бошей и выгадав время для союзников. А кроме того, это быстрее, требует не больше двух человек и чревато меньшими опасностями для мирных жителей.
— Отравление наверняка бы вызвало ужасные карательные меры.
— Даже думать немыслимо.
Они шагали по бульвару Гамбетта, одному из двух главных городских бульваров — как водится, широкому и с обеих сторон обрамленному высокими платанами. Листва уже облетела, голые ветви ловили холодный воздух. Лизетта представила, как тут прекрасно и тенисто летом. От ароматов готовящейся пищи у нее заурчало в животе.
Люк провел девушку мимо «Кафе Рич» на главной улице, потом мимо «Кафе Ориент». Оба местечка выглядели очень заманчиво, но в обоих было людно и полно немецких солдат. Чуть-чуть не доходя до вокзала, молодые люди молча поели в крохотной забегаловке, где пахло табаком и несвежей ухой по-марсельски. Официантка, что подавала еду, внесла в этот букет кисловатую нотку застарелого пота.
Лизетте есть не хотелось — одного взгляда на грязный фартук поварихи хватило бы, чтобы отбить аппетит, — но девушка понимала: перекусить надо. Она и так уже заметно похудела от долгих скитаний по холмам, постоянной физической активности и недоедания последних дней. Лизетта всегда была стройной, однако не худышкой. Жизнь на строго ограниченном пайке и усиленные тренировки на курсах не оставили на ее и без того лишенном жира теле ничего, кроме мышц.
Заказав омлет с грибами и зелеными кабачками, она торопливо заработала вилкой, безмолвно молясь, чтобы Люк больше не заговаривал с ней, не сказал бы ей ничего, кроме пары прощальных фраз. Часом раньше он был для нее чужим, посторонним — и вдруг стал самым близким человеком на земле. Она не решалась даже взглянуть на него, не уверенная в своих чувствах, боясь признаться, что краткий миг близости ослабил ее именно тогда, когда так важно быть сильной. Голова все еще кружилась от поцелуя и прикосновения Люка — нежного и в то же время несущего с собой всю скорбь его жизни и всю сладость лавандовых полей довоенной Франции.
Как же хорошо, что они здесь расстанутся! Билет куплен, ждать оставалось недолго. Покончив с безвкусным омлетом, девушка аккуратно сложила на тарелке нож и вилку.
Люк мимолетно коснулся ее руки.
— Лизетта, прости. Я был не прав.
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Хладнокровное убийство всегда…
— Нет. Я имею в виду — когда поцеловал тебя.
Она боялась смотреть на него.
— Говорят, тяжелые времена подстрекают нас делать глупости.
— Правда?
Лизетта не знала, что сказать. Ей не хватало опыта общения с мужчинами. Как правильно вести себя в такой ситуации?
— Долго ли до отправления?
Люк вздохнул.
— Можно уже идти к платформе.
Он порылся в кармане в поисках денег, но Лизетта опередила его и вытащила из кошелька несколько монет.
— Ты сейчас куда? — поинтересовалась она, избегая его взгляда.
— Сам не знаю. Надо на какое-то время залечь и не высовываться. Так что буду держаться в горах.
Собравшись с духом, Лизетта посмотрела на него и улыбнулась.
— Всю зиму?
Ну вот, он снова перехватил ее взгляд! Его глаза напоминали цветом грозовое небо над Брайтоном. Будет ли в этих скорбных глазах когда-нибудь снова отражаться солнце?
— Зима — наша хранительница…
Лизетта кивнула и поднялась. Они вышли на холодный ночной воздух и тут же наткнулись на группку немецких солдат.
— Pardon, messieurs, — дружелюбно сказал Люк, небрежно обнимая Лизетту.
Несмотря на холод, на улицах было удивительно много солдат. Они сидели возле кафе, флиртовали с девушками.
— До Авиньона меньше восьми километров, — пояснил Люк. — Там штабы частей со всего юга. Масса солдат… даже база гестаповцев в отеле «Сплендид».
Лизетте сделалось почти дурно. Зачем он ей сказал? Теперь хотелось со всех ног бежать к вокзалу — двухэтажному зданию с огромными, закрытыми ставнями окнами, высокими сводчатыми дверями и часами под крышей. Однако твердая и крепкая рука Люка поддерживала ее, помогая совладать с собой и идти как ни в чем не бывало. Говорить Лизетта не могла, зато Люк болтал за двоих, показывал собор, развалины римской триумфальной арки… Сейчас среди развалин слонялись немецкие солдаты.
Молодые люди прошли на платформу. Поезд уже стоял на путях, но проводники были чем-то заняты и еще не пускали пассажиров внутрь.
Лизетта повернулась к спутнику.
— Спасибо, что помог мне сюда добраться.
Люк пристально смотрел на нее. Затем, когда она уже думала, что не в силах больше выносить затянувшееся молчание, кашлянул.
— Береги себя, Лизетта.
Девушка кивнула и огляделась, чтобы убедиться, что рядом никого нет.
— Недавно во время бомбежки я потеряла подругу. И все же надеюсь, гнев не заставит меня потерять голову. И тебя, надеюсь, тоже. Пожалуйста, будь осторожней. — Она коснулась его груди, нащупала тонкий мешочек с семенами, прижатый к твердым мышцам. — Иначе кто вновь засадит лавандовые поля?
Улыбка Люка была короткой, но нежной. Нагнувшись, он легонько расцеловал Лизетту в обе щеки.
— Не забудь свое обещание. Когда-нибудь мы будем засаживать лавандовые поля вместе.
В его взгляде было столько нежности и уязвимости, что девушка не выдержала, отвернулась. Люк помог ей зайти в вагон и занес саквояжик. Убедившись, что она удобно устроилась, вышел обратно на перрон. Лизетта подошла к двери помахать ему на прощание — надо же продолжать игру. Еще всего несколько минут.
— Подожду, пока ты не уедешь, — промолвил Люк.
Ни он, ни она не замечали солдат, пока один из них громко не откашлялся над ухом у Лизетты.
— Прошу прощения?
Гестаповец. Улыбаясь, он протиснулся мимо девушки и вышел из поезда в сопровождении одного подчиненного.
— Позвольте взглянуть на ваши документы, mademoiselle. И ваши тоже, monsieur, будьте добры.
