Учитывая то, что германцы всюду распространили фотографии Бауэра и Клоппа, снабжение припасами легло на плечи Алека. Расхаживая в одиночку по улицам Стамбула, он успел многому научиться: и как вести себя с торговцами, и как незаметно проскальзывать через те части города, где германское присутствие было особо ощутимым, и даже как узнавать время по пронзительно-заунывным голосам муэдзинов на городских минаретах.
Но главное, что оказаться в этом городе ему было просто суждено. Именно здесь чаша весов войны должна была склониться на сторону жестянщиков или же против них. Вдали сияла перламутром лента пролива — узкое пространство, которое то и дело оглашали гудками грузовые суда. Этот проход из Средиземного моря в Черное был жизненно важной артерией для русской армии, той нитью, что скрепляла между собой дарвинистские державы. Вот зачем провидение принесло его сюда через пол-Европы. Он был здесь, чтобы остановить войну.
Ну а между делом можно и подучить турецкий.
— Насильсин?[3]— спросил он, упражняясь.
— И-ийим,[4]— послышалось из занавешенной птичьей клетки на столике.
— Чш-ш! — шикнул Алек, озираясь.
Не то чтобы здесь запрещали держать зверушек-фабрикатов; просто не хотелось лишний раз привлекать к себе внимание. К тому же слышать, что произношение у существа заметно лучше твоего собственного, было просто невыносимо.
Он поправил на клетке занавесь, прикрыв прореху, через которую подглядывало странное создание. Зверушка уже успела забиться в угол с надутым видом. Она безошибочно улавливала настроение Алека, в котором сейчас сквозило раздражение.
Где же этот Эдди Мэлоун? Ведь обещал быть еще полчаса назад; того и гляди, из-за него сорвется другая встреча.
Он уже собирался уходить, когда Мэлоун окликнул его сзади.
Алек, обернувшись, сухо кивнул.
— Ну наконец-то.
— А что? — удивился репортер. — Вы уже куда-то торопитесь?
— Вы виделись с графом Фольгером? — вместо ответа спросил Алек.
— Видеться виделся. — Мэлоун жестом подозвал официанта и не торопясь, сверяясь с меню, заказал себе обед. — Потрясающая штука этот самый «Левиафан», — сказал он, отпустив официанта. — А поездка султана, надо сказать, обернулась кое-чем интересным. Я даже не ожидал.
— Рад слышать. Но меня больше интересует, что сказал граф Фольгер.
— Он вообще много что сказал, большинство из чего я толком не понял. — Вынув блокнот, репортер привычно навострил карандаш. — Мне вот любопытно: вы знакомы с пареньком, что помог мне устроить встречу с Фольгером? Звать его Дилан Шарп.
— Дилан? — сосредоточенно нахмурился Алек. — Знаком, конечно. Мичман с «Левиафана».
— Так. А вы не подмечали за ним чего-нибудь странного?
— Что значит «странного»? — не понял Алек.
— Ну, в общем, когда граф Фольгер выслушал послание, он сразу проникся предложением насчет того, чтобы к вам присоединиться, и все это озвучил вслух. Мне даже подумалось, не опрометчиво ли так запросто рассуждать о побеге перед членом экипажа. — Мэлоун подался чуть ближе. — А потом он взял и буквально приказал мистеру Шарпу ему помочь.
— Приказал?
Мэлоун кивнул.
— Прямо, знаете, как будто чем-то угрожал этому пареньку. Мне даже подумалось, уж не попахивает ли здесь шантажом? Вам это ни о чем не говорит?
— Я… и не знаю, — слегка растерялся Алек.
Разумеется, Дилан был замешан кое в чем, что лучше держать в тайне от корабельных офицеров: в частности, хранил секреты Алека. Но вряд ли Фольгер мог его этим шантажировать. Вот разве он сам собирался раскрыть дарвинистам, кто такой Алек на самом деле. Да ну, ерунда.
— Что-то здесь не то, мистер Мэлоун, — засомневался Алек. — Вы, наверное, ослышались.
— Что ж. Может, вы бы сами хотели это выслушать?
Репортер без лишних слов снял с плеча лягушку и, поставив на стол, поскреб ей под подбородком.
— Ну-ка, Ржавка. Повтор.
Спустя секунду изо рта квакушки послышался голос графа Фольгера:
— Мистер Шарп! Надеюсь, вы понимаете, насколько все усложнилось?
А в ответ — голос Дилана:
— Вы о чем?
Алек тревожно покосился на горстку местных старожилов, сидящих за соседними столиками, но те, похоже, не обращали ни на что внимания. Вид у них был такой невозмутимый, будто говорящие лягушки появляются в этом заведении чуть не каждый день. Неудивительно, что Мэлоун настоял на встрече именно здесь.
Далее лягва изобразила клаксон «Левиафана» — сигнал «экстренный взлет». Затем голоса, то и дело прерываемые клаксоном, зазвучали неразборчиво, как будто по нескольку сразу, и до того быстро, что выдавать их внятно у Ржавки не получалось. Наконец из этой путаницы прорезался голос графа:
— Может быть. Но если вы нам не посодействуете, я буду вынужден раскрыть один ваш маленький секрет…
Алек озадаченно напрягся, не понимая, о чем идет речь. Фольгер как-то загадочно изъяснялся насчет уроков фехтования. Дилан в ответ забормотал что-то такое, чего Алек не разобрал, причем голос у его друга как-то странно срывался, будто он вот-вот расплачется. Наконец мичман согласился помочь графу с Хоффманом бежать. Еще раз издав вой клаксона, лягушка смолкла. Эдди Мэлоун взял ее со стола и бережно усадил обратно на плечо.
— Ну как, не прольете ли свет на это дело?
— Не знаю, — произнес Алек.
Причем так оно и было. Он никогда не слышал у друга таких панических ноток. Дилан и без того ходил из-за него под петлей; чем же Фольгер мог его настолько напугать? Впрочем, раздумывать об этом перед вездесущим репортером — занятие неблагодарное. Он и так уже знает больше, чем следует.
— Мистер Мэлоун, позвольте вопрос: они были в курсе, что эта штуковина, — он указал на лягушку, — запоминает их слова?
Репортер в ответ пожал плечами.
— Разумеется.
— Как вы откровенны.
— Утаек с моей стороны не было, — заверил Мэлоун. — Могу вам обещать, что в данную минуту Ржавка ничего не запоминает. Делает она это только по моему указанию.
— Что ж, подслушивает она сейчас или нет, но мне все равно добавить нечего.
Пристально глядя на лягушку, он по-прежнему слышал в уме голос своего друга, будто принадлежащий иному человеку. Бесспорно, с помощью Дилана шансы на успешный побег у Фольгера с Хоффманом возрастают.
— Граф сказал, когда они попытаются скрыться?
— Судя по всему, сегодня ночью, — ответил Мэлоун. — Четверо суток уже почти истекли, «Левиафан» должен покинуть Стамбул завтра, если только англичане и в самом деле не планируют отдать его султану.
