Алвис принюхался.
Запах ему не понравился. Явственно пахло горелым, и был еще один запах, терпкий, резкий, почти узнаваемый. Почти…
Из соседней каюты послышался голос девушки:
— Он приходит ко мне из ночного мрака и заявляет, что я должна платить за право существовать в этом мире. Я не могу ему в этом отказать, поскольку он прав, и его правота повергает меня в безграничное отчаяние, такое отчаяние, которое способна излечить лишь последняя утешительница. Сделать ей это не так уж трудно. Достаточно лишь положить мне на плечо свою холодную, костлявую руку. Но она не торопится, и это вызывает у меня еще большее отчаяние…
Кровь!
Алвис вдруг понял, что там, в находившейся у него за спиной каюте, пахло кровью. Великий дух, чем же занимается этот маркиз, если у него огромная каюта насквозь провоняла кровью? И ведь в ней явно убирали. Стало быть, запах крови въелся в стены, в пол, в потолок, стал неистребимым.
Запах крови.
Он разбудил в Алвисе некое ощущение, дремавшее в нем до поры до времени, словно медведь в берлоге. Она зашевелилось, заворочалось, разгоняя по телу тяжелые, медленные, жестокие в своей неотвратимости судороги. А потом у Алвиса по коже пробежал холодный, какой-то замогильный ветерок. Потолок каюты отчаянно заскрипел и резко прогнулся по крайней мере на полметра, словно снаружи на него наступил тираннозавр. Багровые нити вырастали из углов каюты и тянулись к ее центру, туда, где стоял юноша. Их было множество, этих нитей, толстых и тонких. Чем-то они походили на змей и двигались вполне целеустремленно, словно и вправду были живые.
«Что же это происходит?» — совершенно отстраненно, поскольку ничем иным, кроме галлюцинации, это быть не могло, подумал Алвис.
Он еще думал о чем-то, но мысли проносились через его сознание словно метеоры, исчезая без следа, не оставляя после себя ни малейших воспоминаний.
Потом что-то изменилась еще раз, и самая последняя мысль задержалась настолько, что он успел ее осознать и запомнить. Именно благодаря этой мысли Алвис вдруг понял, что багровые нити — не что иное, как запах крови. И это его нисколько не удивило.
А тем временем одна из нитей запаха вдруг дотянулась до него, ударила наподобие бича, захлестнула шею и стала душить. Алвис почувствовал резкую боль. Воздух затвердел у него в горле, плотно его закупорил, не давая возможности сократиться легким. Перед глазами плыл какой-то разноцветный туман. Но длилось это недолго.
Алвис так и не успел потерять сознания, когда железная хватка вокруг его шеи ослабилась, закупорившая горло пробка исчезла. Он судорожно вздохнул. Еще раз…
И вот тут-то на него обрушилось самое страшное, потому что нить запаха все еще была обмотана вокруг его шеи. И она стала в бешеном темпе пьяного кошмара накачивать его эмоциями.
Страх? Боль? Наслаждение? Как бы не так.
Заполнившие его эмоции имели отношение к страху, боли и наслаждению. Этого отрицать было нельзя. Имели. Вот только они были сильнее, чем обычная боль, или обычный страх, или обычное наслаждение, может быть, в десятки, сотни раз. И еще к ним примешивалось слабое на их фоне, похожее на полустертую надпись мелом в углу яркого, красочного плаката чувство сожаления. Зачем оно было нужно тем, кто днями, неделями и месяцами выл, рыдал и безумно хохотал в этой каюте, Алвис не знал.
И все-таки жертвы этого пресловутого маркиза сожалели о том, что с ними происходит. Но мало. Гораздо больше они сожалели о том, что испытываемые ими ощущения недоступны большинству других людей.
Вот это-то очень бледное на фоне других эмоций сожаление Алвиса и доконало. Оно овладело его разумом, что-то в нем необратимо изменяя, перекраивая, делая его своей частью, увлекая на дно безвременья, в полную и окончательную темноту…
Алвис хотел сделать шаг назад, но у него это не получилось. С его телом что-то происходило. Оно вдруг отказалось подчиняться своему хозяину. Юноше осталось только одно — закричать.
Алвис так и сделал.
Он знал, что прийти ему на помощь некому, но все-таки кричал. Что еще ему оставалось делать?
Некому?
Острые когти Дьюка полоснули его по груди. Это не помогло. Разве могла эта боль сравниться с той, которую Алвис все еще чувствовал? Видимо, Дьюк это понял, поскольку выскочил из-под куртки и, вскарабкавшись на плечо, полоснул когтями по обмотавшейся вокруг шеи юноши багряной нити.
Она лопнула, словно туго натянутая струна. Отсеченный конец исчез в углу. Обрубок, словно гусеница, прополз по плечу Алвиса, свалился на пол и мгновенно в него всосался.
Юноша покачнулся и едва не упал. Ему очень хотелось опуститься на пол, закрыть глаза, расслабиться, забыться…
— Уходи! — взвыл Дьюк. — Уходи отсюда. Иначе погибнешь.
Это помогло.
Двигаясь так, словно вместо суставов у него были насквозь проржавевшие шарниры, Алвис вышел из каюты. Его отпустило, как только он перешагнул через порог. Вернулись ясность мышления и способность нормально двигаться.
Дьюк удовлетворенно хмыкнул и снова залез под куртку, в кармашек, а Алвис шагнул к девушке и грубо схватил ее за руку.
— Эй ты, ну-ка живо говори, чем занимается твой маркиз?
— Чем? А ты разве не знаешь?
Девушка открыла глаза. Зрачки у нее были совсем крохотными. Похоже, она сейчас ничего не видела.
— Откуда мне знать? Говори, да поживее.
Девушка мечтательно улыбнулась и сказала:
— Стало быть, ты совсем ничего не знаешь. Это даже интересно. Это забавляет. Может, тогда тебе ничего и говорить-то не стоит?
— Стоит, — рявкнул Алвис. — Говори.
Девушка вздохнула и промолвила:
— Он дарит радость. И наслаждение. Смертельную радость и жгучее наслаждение. Разве что-то на свете может быть лучше, чем жгучая радость и смертельное наслаждение?
— Стало быть, он убивает? — спросил Алвис.
— О, потом, только потом, — слабо улыбнулась девушка. — И если его хорошенько попросить. Правда, рано или поздно все об этом просят. А я вот — не попрошу.
Алвис отпустил ее руку и быстро огляделся.
С этого корабля нужно было уходить, и чем скорее, тем лучше. Алвис уже не думал ни о деньгах, ни тем более о ночлеге. Лишь бы оказаться от этого корабля как можно дальше. Лучше двое суток не спать и не есть, чем попасть в лапы к этому маркизу.
— Не уходи, — попросила девушка. — Не оставляй меня здесь одну. Знаешь, вместе как-то уютнее, что ли. Нет, я не боюсь. Мне все равно. Но, если ты останешься, будет гораздо спокойнее. Понимаешь?
— Еще бы, — ответил Алвис.
Ему надо было уходить, но он все медлил. Из-за девушки, из-за чего же еще!
«Ее нужно вызволить, — думал Алвис. — Но как это сделать? Великий дух, почему я опять вляпался? Как будто и без того мало забот…»
