— Ханна, мне надо… — Его прервал звонок телефона, и он бросился к трубке.
— Да, конечно. Я позвоню, как только у меня будет время обдумать это.
«Что он там делает посреди ночи?» — удивлённо подумал Скотт, опуская трубку.
— Ещё одна милая, милый? — с улыбкой спросила Ханна.
— Мои издатели хотят знать, когда я закончу свою рукопись. Сроки уже прошли.
— Что я сейчас занят другим.
— Только сейчас? — сказала она, нажимая пальцем ему на нос.
— Ну может быть, постоянно, — признался он. Она нежно поцеловала его в щеку и прошептала:
— Я должна возвращаться в посольство, Симон. Не провожай меня, это слишком рискованно.
Он задержал её в своих объятиях и хотел было запротестовать, но ограничился вопросом:
— Как только жене посла захочется поплавать, — сказала Ханна и оторвалась от него. — Я же буду ей напоминать, как это хорошо для фигуры и что ей, возможно, следует больше упражняться. — Она засмеялась и ушла, не сказав больше ни слова.
Скотт стоял у окна и ждал, что она появится из подъезда. Его бесило, что он не может просто взять и позвонить, написать или встретиться с ней, когда ему хочется. Ему хотелось посылать ей цветы, письма, открытки и записки, чтобы она знала, как сильно он любит её.
Ханна выбежала на улицу с улыбкой на лице, посмотрела вверх и послала ему воздушный поцелуй, прежде чем скрыться за углом.
Другой человек, продрогший и уставший от многочасового ожидания, тоже наблюдал за ней, но не из окна уютной комнаты, а из подъезда дома напротив.
Как только Скотт скрылся в окне, человек вышел из тени и последовал за второй секретаршей посла.
Глава XVII
— Я не верю вам, — сказала она.
— Боюсь, что ты просто не хочешь мне верить, — сказал Крац, прилетевший из Лондона этим утром.
— Не может быть, чтобы он работал на врагов Израиля.
— Если так, то тогда ты, может быть, объяснишь, почему он выдаёт себя за агента МОССАДа?
Последние два часа Ханна пыталась найти причину, по которой Симон мог бы обмануть её, но вынуждена была признать, что не может придумать убедительного ответа.
— Ты рассказала нам обо всем, что передала ему? — потребовал Крац.
— Да, — ответила она, испытывая внезапное чувство стыда. — А вы опросили всех наших союзников?
— Конечно, опросили, — сказал Крац. — Никто в Париже даже не слышал о нем. Ни французы, ни англичане, а о ЦРУ и говорить нечего. Руководитель их резидентуры лично сказал мне, что в списках у них никогда не было никакого Симона Розенталя.
— И что теперь будет со мной? — спросила Ханна.
— Ты хочешь продолжать работать на свою страну?
— Вы прекрасно знаете, что хочу, — сказала она, сверкнув глазами.
— И по-прежнему хочешь, чтобы тебя включили в багдадскую группу?
— Да, хочу. Зачем мне нужно было проходить через все это, если бы я не хотела принять участие в заключительной операции?
— Тогда ты по-прежнему должна быть готова выполнить клятву, данную тобой перед коллегами в Хезлии.
— Ничто не заставит меня нарушить эту клятву. Вы знаете это. Просто скажите, что от меня требуется.
— От тебя требуется убить Розенталя.
Скотт обрадовался, когда Ханна подтвердила в четверг, что сможет улизнуть из посольства и поужинать с ним в пятницу вечером, а может быть, даже остаться на ночь. Похоже, что посла опять вызывают в Женеву, где происходит что-то серьёзное, правда, она по-прежнему не знает, что именно.
Скотт уже решил, что произойдут три вещи, когда они встретятся в следующий раз. Первое: ужин он приготовит сам, несмотря на невысокое мнение Ханны о его кухне. Второе: он расскажет ей правду о себе, как бы его ни прерывали. И третье…
Впервые за последние недели Скотт обрёл покой, когда решил снять камень со своей души. Он знал, что будет отозван в Штаты, как только проинформирует Декстера Хатчинза о случившемся, а по прошествии нескольких недель тихо уволен из ЦРУ. Но это больше не имело никакого значения, ибо третье, и самое важное, заключалось в том, что он собирался просить Ханну вернуться с ним в Америку в качестве его жены.
Вторую половину дня Скотт провёл на рынке в поисках свежеиспечённого хлеба, лесных грибов, сочных отбивных из молодого барашка и мелких апельсинов. Ему хотелось устроить пир, который она никогда не забудет. Он также приготовил речь, выслушав которую она со временем могла бы простить его.
Вечером Скотт то и дело поглядывал на часы. Он чувствовал себя обокраденным, если Ханна опаздывала больше чем на несколько минут. В прошлый раз она вообще не пришла на их встречу, и хотя он понимал, что у неё нет возможности позвонить, если случалось что-нибудь непредвиденное, ему от этого не было легче. Вскоре после того, как часы пробили восемь, она появилась в дверях.
Скотт улыбнулся, когда Ханна сняла пальто и он увидел на ней то самое платье, которое выбрал для неё во время их первого совместного похода за покупками. Длинное синее платье лишь слегка обхватывало фигуру и делало её одновременно элегантной и сексуальной.
Он сразу же обнял её и был удивлён, когда от неё пахнуло холодом. Она была далёкой и отстранённой. Или все это лишь показалось ему? Ханна высвободилась из его объятий и задержала взгляд на столе, накрытом на двоих.
Скотт налил ей бокал белого вина, которое выбрал под первое блюдо, и поспешил на кухню довершать свои кулинарные усилия, сознавая, что у них с Ханной всегда было так мало времени, чтобы побыть вместе.
— Что ты готовишь? — спросила она бесцветным голосом.
— Подожди и увидишь, — ответил он. — Но могу сказать тебе, что закуска — это нечто такое, чему я научился, когда… — Он запнулся. — Много лет назад, — добавил он неуклюже.
Он не видел гримасы, появившейся на её лице, когда ему не удалось закончить своё предложение.
Скотт вернулся к ней через несколько секунд с двумя тарелками, на которых ещё шипели только что снятые с огня лесные грибы и лежало по ломтику чесночного хлеба.
— Чеснока совсем немного, — предупредил он, — по вполне очевидным причинам. — В ответ не последовало никакой остроты или меткого замечания. «Может быть, дело в том, что она не может остаться на ночь», — мелькнуло у него в голове. Он спросил бы её прямо, если бы не заботы с ужином и не желание поскорее приступить к своей речи.
— Хотелось бы выбраться из Парижа и посмотреть Версаль, как все нормальные люди, — сказал Скотт, накалывая вилкой гриб.
