Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
— Прошу вас.., поскорее расскажите мне все! Что жепроизошло?
— Подождите заворачивать эту лепешку.., дайте мнесначала еще кусок. Ну, так вот, пошли слухи, что Уилкерсон слишком далеко зашелв своих разговорах насчет равноправия негров. Да, да, он часами вдалбливал эточерномазым идиотам. У него хватило нахальства.., нагло… — Тони чуть незахлебнулся собственной слюной, — говорить, что ниггеры могут.., могутиметь.., белых жен.
— Ах, Тони, этого быть не может!
— Ей-богу, так! И я не удивляюсь, что вы побелели. Ночерт возьми, Скарлетт, это же не новость для вас! Это внушают неграм и здесь, вАтланте.
— Я… я не знала.
— Значит, Фрэнк скрыл это от вас. Словом, мы надумалинавестить ночью мистера Уилкерсона и потолковать с ним по душам, но прежде чемотправиться туда… Вы помните этого черного бугая Юстиса, который был у насдесятником?
— Да.
— Так он сегодня подошел к двери нашей кухни — а Саллиготовила там ужин — и… Я не знаю, что он ей сказал. Да теперь, видно, никогда ине узнаю. Словом, что-то он ей сказал, и я услышал, как она вскрикнула; ябросился в кухню, а он там — пьяный, как последний сукин сын.., извините,Скарлетт, сорвалось с языка.
— Продолжайте.
— Я пристрелил его; на крик Салли прибежала мама, а явскочил на лошадь и помчался в Джонсборо к Уилкерсону. Ведь это он был виноватв том, что произошло. Этот черный дурак в жизни бы не додумался явиться к нам вкухню, если б не Уилкерсон. Возле Тары я встретил Эшли, ну и он, конечно,поскакал со мной. Он сказал, что сам разделается с Уилкерсоном за то, что тотхотел отобрать у вас Тару, а я сказал — нет, это сделаю я, потому что Салли —жена моего родного покойного брата; мы проспорили с ним всю дорогу. А когдапримчались в город — ей-богу, Скарлетт, не поверите: я, оказывается, даже ипистолета с собой не взял. Забыл в конюшне. В такой я был ярости…
Он умолк и откусил от черствой лепешки, а Скарлеттпочувствовала, как по телу у нее пробежала дрожь. Неуемная ярость Фонтейноввошла в историю округи задолго до того, как началась эта глава.
— Пришлось мне идти на него с ножом. Обнаружил я этогонегодяя в баре. Затиснул его в угол — а Эшли никому не давал подойти К нам — и,прежде чем полоснуть ножом, растолковал ему, за что хочу его прирезать. А какдальше было дело, сам не знаю, — медленно произнес Тони. — Опомнилсяя уже в седле:
Эшли посадил меня на лошадь и велел ехать к вам, друзья.Эшли хороший малый, не подведет. Он не теряет головы.
В эту минуту вошел Фрэнк с переброшенным через руку пальто ипротянул его Тони. Это было его единственное теплое пальто, но Скарлеттвозражать не стала. Ее дело тут — сторона, пусть мужчины сами разбираются.
— Но, Тони.., вы так нужны дома. Если бы вы вернулись ивсе объяснили, конечно же…
— Фрэнк, вы женились на дурочке, — с усмешкойсказал Тони, натягивая пальто. — Она думает, янки наградят человека за то,что он не подпускает ниггеров к своим белым женщинам. Что ж, конечно, наградят— военным трибуналом и веревкой. Поцелуйте меня, Скарлетт. Фрэнк не станетвозражать, а я ведь, может, больше никогда вас не увижу. Техас — это далеко.Писать я не осмелюсь, поэтому сообщите домой: пусть знают, что я хоть до васдобрался в целости.
Она позволила ему поцеловать себя; мужчины вышли на заднеекрыльцо и, несмотря на проливной дождь, постояли немного, поговорили. ЗатемСкарлетт услышала хлопанье воды под копытами, и Тони уехал. Она приоткрыладверь и в щелку увидела, как Фрэнк повел тяжело дышавшую, спотыкавшуюся лошадьв сарай. Тогда Скарлетт снова закрыла дверь и опустилась в кресло — колени унее подгибались.
Теперь она поняла, что принесла с собойРеконструкция, — поняла так отчетливо, как если бы вокруг ее дома сиделина корточках полуголые дикари в набедренных повязках. В памяти ее возникломногое, чему она была свидетельницей последнее время, но на что не обратила должноговнимания: разговоры, которые она слышала, но которые не доходили до еесознания; обрывки фраз, которыми обменивались мужчины, внезапно умолкавшие приее появлении; мелкие происшествия, которым она в свое время не придалазначения; тщетные попытки Фрэнка убедить ее не ездить на лесопилку с однимтолько немощным дядюшкой Питером в качестве защитника. Сейчас все это вдругсложилось в устрашающую картину.
И главное место в этой картине занимали негры, а за нимистояли янки со штыками наготове. Ее могут убить, могут изнасиловать, подумалаСкарлетт, и скорее всего никто за это не понесет наказания. А любого, ктопопытается отомстить за нее, янки повесят — повесят без суда и следствия.Офицеры-янки, как она слышала, понятия не имеют о том, что такое закон, и даже разбиратьсяне станут, при каких обстоятельствах совершено преступление, — они готовычинить суд над любым южанином и тут же вздернуть его.
«Что же нам делать? — думала Скарлетт, ломая руки отбессилия и страха. — Что можем мы против этих дьяволов, которые готовыповесить такого славного парня, как Тони, только за то, что он прикончилпьяного бугая и мерзавца-подлипалу, защищая своих женщин?» «С таким миритьсянельзя!» — воскликнул Тони и был прав С этим невозможно мириться. Но чтоподелаешь? Придется тер петь — ведь они так беспомощны! Ее затрясло, и впервыев жизни она поняла, что не властна над людьми и событиями, отчетливо увидела,что Скарлетт О’Хара, испуганная и беспомощная, — отнюдь не средоточиевселенной. Таких испуганных, беспомощных женщин, как она, — тысячи на Юге.И тысячи мужчин, которые сложили оружие у Аппоматтокса, а сейчас снова взялиего в руки и готовы по первому зову рисковать жизнью.
В лице Тони было что-то такое, что отразилось и в лицеФрэнка, — это выражение она не раз последнее время видела и на лицахдругих людей в Атланте, замечала его, но не давала себе труда разгадать. Этобыло выражение совсем новое — не усталость и беспомощность, которые она виделана лицах мужчин, возвращавшихся с войны после поражения. Тем было все безразлично— лишь бы добраться до дома. А сейчас им не было все безразлично, к омертвевшимнервам возвращалась жизнь, возрождался былой дух. Им не было все безразлично —только появилась у них холодная, беспощадная горечь. И подобно Тони, онидумали: «С таким мириться нельзя!» Скарлетт видела южан в разных ипостасях:вежливых и удалых — в предвоенные дни; отчаянных и жестоких — в дни последнихбезнадежных схваток. Но в лицах этих двоих, которые только что смотрели друг надруга поверх пламени свечи, было что-то иное, что-то и согревшее ей душу, инапугавшее ее, — ярость, для которой не было, слов, решимость, которую неостановишь.
Впервые она почувствовала, что составляет единое целое стеми, кто ее окружает, почувствовала, что делит их страхи, их горечь, ихрешимость. Нет, с таким мириться нельзя! Юг — слишком хорош, чтобы выпуститьего из рук без борьбы, слишком любим, чтобы позволить янки, которые ненавидятюжан так, что готовы втоптать их в грязь, — надругаться над этой землей,слишком дорог, чтобы отдать родной край неграм, опьяневшим от виски и свободы.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
