полосу на другой моей щеке, замер, его пальцы были насмешкой над лаской любимого. Дождь или кровь, может, гул магии были буфером, мешали взять у него фрагмент в этот миг. Он прошел к беркуту, и я не могла смотреть. Я зажмурилась, склонила голову. Я пыталась оставаться в сознании, пока тело болело, и каждый удар ножа по столу рассеивал мои мысли в вихре паники.
А потом жуткие звуки прекратились. Я приоткрыла глаза, веки склеивала кровь мертвых орлов. Я увидела, как Джеймс давал окровавленное перо каждому из ждущих мужчин. Он повернулся к горе Худ, поднял руки. Он провизжал имя Громовой птицы в воздух, мерцающий от кровавой силы от меня, от смертей невинных родственников великого орла. Мужчины вторили ему, и молния ответила, а за ней — бесконечный раскат грома.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
— Что бы тебе ни сказала Элиза, это не правда. Это неправильно. Буревестник — древний. Не делай этого. Прошу, — я не знала, слышал ли Джеймс мою мольбу. Но не важно. Гром утих.
Электричество в воздухе стало таким насыщенным, что волоски на моей коже, в носу и на шее гудели. Крик разбил воздух, дождь стал медленными большими каплями, и что-то большое закрыло небо. Буревестник раскрыл крылья во всем золотом величии, опустился на землю перед столом.
— Это ловушка! — завопила я, размахивая связанными руками. — Улетай.
Громовая птица склонилась, красивый глаз, сияющий не слабее фонарей, манил меня, обещая тепло, силу и…
Громкий хлопок привел меня в чувство. Маленькое темное пятно крови появилось на груди Буревестника. А потом еще и еще, двое из мужчин стреляли из ружей, Джеймс безумно отдавал приказы, толкая испуганных мужчин, чтобы они подходили с цепями.
Громовая птица завопила, взмахнула крыльями и опустила клюв молниеносно на грудь ближайшего парня. Тот упал, ноги подносились, а клюв Буревестника стал красным.
— Сейчас, — сказал Джеймс. — Отступаем.
Мужчины отступали комичной толпой в дом, оставляя меня, прикованную и одинокую, среди убитых орлов с разъяренной Громовой птицей. Джеймс уходил последним, шепнул мне на ухо, уходя:
— Войди в его сны. Приручи. Или умрешь.
Краем глаза я заметила мелкие темные тени на деревьях. Сойки меня отыскали? Поздно. Уже это не было важным. Ни план Джеймса. Ни то, что было в доме. Ни боль в коленях, пропитанных кровью убитых орлов. Только роскошное сильное существо, которое смотрело на баку, стоящую на коленях, и манило меня в древний сон.
Мы три раза сталкивались и доходили до этого. Я уже не могла сопротивляться.
Громовая птица издала вопль, поднялась на пару футов в воздух, прыгнула через стол и опустилась с грохотом. От его веса стол трещал, куски мертвых орлов разлетелись. Громовая птица снова склонилась, повернула голову, чтобы я видела только золото глаза. Я заскулила, склонилась, тело покалывало, оно желало затеряться в вихре силы.
С точностью скопы, ловящей рыбу в реке, Громовая птица разрезала клювом веревку на моих руках. Я без колебаний потянулась к перьям его щеки. Еще до того, как мои пальцы коснулись его, мир перевернулся.
«Теперь ты пробуешь сны без прикосновений», — отметила борец, а потом борец, параноик и другие части меня, Кои Авеовео Пирс, пропали в лаве.
Я пылала. Боль была яростной, каждая клетка тела горела агонией, но потом огонь изменился. Она уже не поглощала, обжигая, а стала коконом, придающим силы.
Я нашла конечности, лениво покачивающиеся в жидком жаре, который горел и не позволял других мыслей, кроме «вверх». Я изо всех сил махала крыльями, летела во тьме сердца стратовулкана, который некоторые люди звали Ви’эст, в честь их главы. Своим клювом я разбила куски застывшей лавы, вырвалась на свободу, выбралась через последние пару футов вершины, пока крылья не смогли развернуться свободно. Я полетела вверх, и пепел сыпался с меня как дождь. Я радовалась простору неба, а мое бьющееся горело в вулкане.
Это был сон, я знала. Постоянный сон о цикличном перерождении ребенка вулкана, выбравшегося в небо. Но тембр этого сна был другим, сильнее. Цвета были ярче, биение крыльев — четче, и сила внутри меня была не совсем моей — странное ощущение человека в огне моего сердца, а еще огонька, слабо, но ровно горящего среди остальных.
«Человек».
Я кричала в бесконечное ночное небо, и в моем голосе был страх женщины.
«Кои».
Я была Кои. За этой мыслью прибыл голод, огромная зияющая брешь, которую нужно было заполнить. Баку во мне проснулся и стал питаться.
Темное небо, раскаленное сердце Ви’эст, поразительная сила моих крыльев поглощал огонь баку, превращая в бушующую энергию, наполняющую мою голову, грудь, ладони и стопы.
«Руки. Ноги. Человек. Я — Кои Пирс».
На миг изображение неба сменилось деревом, пропитанным кровью, усыпанным перьями. Я опустилась на колени, полная сна, связанная с древним орлом. Я не могла двигаться. Джеймс и его люди вышли из дома с цепями и шестами. Я открыла рот, чтобы предупредить, и мой крик стал воплем Буревестника. Мир долго кружился, и я могла лишь держаться за огонек баку внутри себя, а сила сна Буревестника заполняла меня, пока я пыталась всю ее съесть.
Вечность прошла за секунду. Сила наполняла меня, кружила голову, трещала до боли в пальцах. Сила баку терзала плотно сплетенные сомнения.
«Я — монстр. Я наврежу Марлин. Я не могу брать ответственность за всех Иных Портлэнда. Я боюсь впустить Кена в свое сердце. Я не могу помочь папе выйти из комы. Не могу. Не могу. Не могу. Этой мощи слишком много!».
И Громовая птица была готова забрать меня с собой, захватить мою силу баку, как я пыталась использовать силу его сна. Так заманчиво, так просто — сдаться яростному жару сна Буревестника навеки.
Один крепкий кусочек Кои не позволял мне растаять во сне. Мне нужно было позаботиться о своем худшем поражении как человека: сне моей сущности. Я питалась сном Буревестника, сила отделяла меня от него, отбрасывала в мое тело, и вены пылали болью.
Боль. Там была кровь. И жизненная
