не обнаружил никаких изменений. Правда, теперь мне казалось, что само место высасывает жизнь по крупицам. Ведь это пятно на стене не просто так здесь образовалось. Теперь я был уверен, оно как-то напрямую связано с убийствами и всей остальной чертовщиной.
Моё сознание привыкло воспринимать только объективные данные и теперь немного притормаживало, столкнувшись с чем-то необъяснимым. Срочно нужен консультант. И иной кандидатуры нам эту должность, кроме Артёма Абрамовича Каца, я не видел.
Захотелось поскорее отсюда убраться. И именно этим я и занялся несмотря на физическую и моральную усталость. При этом собранные улики я уносил с собой. Возможно, их и не стоило брать по соображениям безопасности, но оставлять здесь, я ничего не хотел.
На второй отрезок маршрута я потратил ещё больше времени. А когда, наконец, добрался до туннеля, ведущего к колодцу, вконец вымотался и проклял себя за идею тащить за собой тюки с джинсами.
Выбравшись из колодца, привалился спиной к стене цеха и просидел минут десять, стараясь надышаться свежим воздухом. Ощущение было такое, словно я провёл неделю в старом склепе на кладбище. Снаружи было темно, и только звёздное небо и видневшиеся через кусты горящие окна общаги, сообщали, что жизнь продолжается.
В тот момент, когда я перелез через забор, стрелка на наручных часах показывала час ночи. Обратный путь до дома занял минут сорок из-за нежелания попадать на глаза группам молодёжи, кучкующейся во дворах и аллейках. Обходя уличные фонари, я буквально крался по микрорайону, с двумя трофейными свёртками джинсы.
Добрался до квартиры без приключений. Первым делом спрятал все собранные улики на антресоли, а палец завернул в пакет и поместил в морозилку холодильника. Обрез с амуницией убрал на место и только после этого разделся и отправился в душ.
Исследование находок отложил на потом. Тем более без Каца, я всё равно навряд ли разберусь. А поговорить с ним я смогу только второго числа в своей законный выходной.
С этими мыслями я и заснул.
* * *
Утро 1 Мая.
А в семь утра я уже стоял в строю на разводе, во внутреннем дворе здания милиции. Проводил его начальник милиции, полковник Перегудов, вместе с замом начальника штаба, майором Гамалеевым.
Рядом со мной в строю стояли сотрудники ППС и гаишники, отряжённые для сопровождения колонны. Возглавлял группу отец.
Разумеется, табельное оружие нам получать строго запретили. Зато всем выдали, хорошо мне знакомую по службе, новенькую, четырёхканальную рацию «Виола-Н». Говорят, их специально разрабатывали к Олимпиаде-80. А проработали они до конца девяностых. Вес рации в полтора килограмма для этого времени был вполне нормально. Это намного лучше, чем рации «Тюльпан» и «Сирена», с которыми мне тоже пришлось помучаться в начале службы. Они были намного тяжелее и быстро разряжались.
Быстро осмотрев форму всех присутствующих, Перегудов произнёс торжественную речь, одновременно поздравляющую с праздником и заранее предупреждающую тех, кто плохо исполнит свои обязанности. И каждому его слову, подобострастно кивал майор Гамалеев. Тот самый человек, который в 1992 году подставит ему подножку и навсегда отлучит от службы в органах.
Затем выступил Гамалеев. Он в отличие от Перегудова поздравлять никого не стал, а сразу принялся рассказывать о возложенной на нас ответственности. При этом он благодарил коммунистическую партию за оказанную нам честь, и не забыл насыпать с горкой цитат Леонида Ильича Брежнева. В процессе Гамалеев посматривал на меня с явной неприязнью, а я старательно этого не замечал.
После развода группа милиционеров отправилась к центральной проходной комбината. А уже на месте батя распределил всех по автобусам и отправился общаться с местным начальством.
К тому моменту как мы прибыли, народ уже начал активно подтягиваться. А сам директор комбината Егоров, рулил всеми процессами, находясь возле своей чёрной «Волги». Разумеется, его угрюмый водитель Антоша и весьма сексапильная секретарша Леночка, были при нём.
Антоша тоже меня заметил и теперь неприязненно поглядывал, при этом невольно повторяя ужимки майора Гамалеев. И это было нехорошо. Похоже, он не успокоился, так что расслабляться на его счёт, пожалуй, рановато.
Мне в попечение достался автобус «Икарус-250» венгерского производства. Перекинувшись с шофёром парой фраз, я занял позицию рядом с передними закрытыми дверьми и принялся наблюдать за собравшимися гражданами.
В связи со спецификой ткацкого производства количество женского пола преобладало. Одеты все по-праздничному, то есть во всё самое лучшее. Мужики в костюмах и рубашечках с галстуками. Женщины по большей части в лёгких плащах и жакетах, из-под которых виднелись цветастые платья. Самые молодые барышни не пренебрегали ультрамини юбками. В эти годы советская мода подобное веяние приветствовала.
Но больше всего меня удивило количество ветеранов войны, чьи костюмы были увешаны орденами и медалями. В том времени, откуда я прибыл, такое количество реально воевавших в Отечественную ветеранов, собрать в одном месте было невозможно, по естественным причинам. А сейчас в восьмидесятом, многие из них ещё работали.
Едва количество собравшихся перевалило за пару сотен, тут и там в толпе начали оживать гармошки и баяны. Ветераны запевали военные песни, а молодёжь их охотно подхватывала. В процессе ожидания торжества меня тоже начала захватывать атмосфера происходящего. Ведь она была сугубо позитивная и вызывала только положительные эмоции, порождающие психологический подъём и даже воодушевление. Это всё мигом сняло усталость, остававшуюся после посещения катакомб.
А пока я хлопал глазами и старался унять улыбку, самопроизвольно выползающую на лицо, ко мне кто-то подобрался сбоку и похлопал по плечу. Повернувшись, я увидел сосредоточенную рожу Кошеля.
— Иваныч, ну как там наша договорённость? С вами можно? — спросил парень, и я кивнул, хотя ещё не видел старшего группы, заведовавшего отправкой автобуса.
— Конечно, можно. Гена, надеюсь, ты у нас не отрицалово и состоишь в комсомоле?
— Да меня ещё в восьмом приняли — возмущено ответил парень и указал на комсомольский значок, который я на нём ни в этой жизни, ни в прошлой, ни разу не видел. — Нет, конечно, в прошлом году меня хотели исключить после того, как я вмазал на дискотеке комсоргу, но потом передумали.
— Вот и молодец. Готовься к посадке, хулиган. Но сразу предупреждаю, сидячие места не занимай. Всю дорогу стоять будешь и обдумывать своё поведение.
Предупредив Кошеля, я оценил количество и состав граждан, кучкующихся возле автобуса. Кое-кого узнал. А первым приметил футбольного судью. Гена гаишник говорил, что он был начальником ОТК в чулочно-носочном цеху. Как я прошлой ночью выяснил, в том самом цеху, на минусовом этаже которого, шьют джинсы цеховики. И сдаётся мне, наш футбольный судья,
