Разговор с Романовым был обо всем, что только могло прийти на ум: о расстроившихся из-за моего отъезда Макаровых; о щенке, который растёт не по дням, а по часам и скоро переедет жить к Саньке, иначе хана газону в доме Романовых; об Андрее и Алёне и обо всём важном, но не главном в нашей жизни.
Я смеялась, соглашалась и спорила с Димой, но так и не сказала о том, что у нас есть малыш, которого я уже люблю.
Романов как-то заметил, что не против детей. Но сейчас мне стало страшно. Одно дело говорить, а принять факт наличия ребёнка, когда ты уже состоявшийся, свободный и не обременённый бытом богатый мужик — дело другое.
Мне очень хотелось, чтобы и я и малыш были у Романова как его любимые, ненаглядные, единственные, а не вдруг по глупости случившееся недоразумение. А тех важных слов и действий пока я не наблюдала. Поэтому — ничего ему и не стала говорить.
Мы попрощались, пообещав звонить друг другу. Я нажала отбой первая. Повисла тишина.
В солнечных лучах летали пылинки, и я не могла оторвать глаз от стола, на который они приземлялись.
Вот так и наш разговор уже покрылся пылью. Ничего важного не произошло.
«Ну что, малыш, твой папочка определил нам два месяца. Посмотрим, как оно будет?
А для начала надо будет сообщить о тебе бабушке. Хоть и не хочется, но лучше это сделать пораньше».
— Мам, привет! — постаралась я говорить спокойно, но я уже знала, чем закончится разговор и тревога в груди росла.
— Привет, привет! Ты где? — спокойно спросила мама.
— Я уже в Иркутске, мам. Встретимся?.
— Что-то ты рано вернулась. На работе чего?
— Нет, на работе всё хорошо. Приеду по делам в город — зайду к тебе. Можешь в городок не приезжать.
— Хорошо, Ир, пока. Тороплюсь.
— Пока, мам.
Встретились мы с мамой через две недели, когда я вставала на учёт по беременности.
В парке было сухо и тепло. Я сидела на скамейке и переписывалась с Натальей. Она делилась тем, как протекает их беременность. ИХ беременность! Насколько Сергей стал внимательным и неожиданно участливым. Наталья купалась во внимании со стороны мужа, сына, своих родителей и родителей Романова. Уж Екатерина Фёдоровна старалась на полную катушку. Будто Наталья её внука носит.
А что же было бы со мной, если бы Екатерина Фёдоровна узнала, что у них будет внук!? Как же я хотела столько же обаяшек, обнимашек и внимания к себе. А мне предстояла совсем другая встреча…
Мои мысли прервал кашель, и рядом села женщина. Мама?
Я всем корпусом повернулась к ней и взволнованно спросила:
— Что с тобой! Ты не болеешь?
— Я то нет, — пристально взглянув мне в глаза, потом на нос, — а вот ты, видимо, подцепила что-то. Вон, как лицо припухло!.. — вглядывалась в моё лицо мама так, будто видела впервые, — Да и нос, что-то раздулся… Ты чего, Ир, беременная что-ли?
Мама подскочила и затянула свою песню: — Нагуляла, никому не нужная ш…ва, и вот теперь на старости лет опозорила…
— Не волнуйся, твою честь моя беременность не затронет. Да и с чего ты решила, что я беременна?
— Да у тебя всё лицо поплыло! Ты себя видела? Нос картошкой, кожа рыхлая.
— А теперь беременность по носу определяют, не по анализам или у врача?
— Народные методы самые точные! — подняла мама палец вверх.
— Ну что без толку говорить… Короче мам, да, я беременна…
— Ты же в отпуск ездила? — переспросилаона, — Или на свиданку?
— Так получилось, мам. И я никаких лишних слов от тебя слышать не хочу. Если ты категорически против, то до свидания, потом озвонимся. А если ты не против — милости прошу, бабушка.
И вдруг мама заплакала. Вот это новости! Я ошарашенная сидела рядом и пыталась дотронуться до её плеча, погладить и утешить. Но я не знала, как это делается. Мои пальцы дотрагивались до руки, до плеча, до спины, — а дальше было уже тяжело, но надо, и я попыталась её обнять. Мой жест она поняла сразу и отшатнулась.
— Как же тебе будет тяжело, Ир! Это от него?
— Его звать Дима, мам. Зачем ты всегда так унизительно о нём?
— Так он же бросил тебя! И сейчас опять!
— Не имеет значения, чей это ребёнок…
И у мамы случился шок, но молчала она недолго.
— У тебя был мужик?
— Конечно, мам, дети пока получаются только от мужиков. Даже в пробирках их не сделают без участия мужчины.
— Ишь, заговорила. Чего меня то звала?
— Сообщить радостную новость, мам. Но, видимо, ты так ненавидишь всё, что связано с мужиками, что даже не рада внуку. Но вот я тебя в известность поставила, и хватит мне отрицательных эмоций. Пойду, схожу в органный зал, буду питать душу прекрасными звуками. И малышу полезно будет. Пока…
— Ну, пока… Пожалеешь, Ира! — услышала я слова мамы и мне стало совсем муторно.
Рядом со мной не было группы поддержки, но я была не одна, и было так тепло и хорошо.
Пытаясь сдержать слёзы я быстро зашагала по дорожке в сторону зала с органом.
«Что может растопить сердце этой женщины? Думала я, идя сначала быстро, затем сбавляя шаг. Надо, видимо, оставить её в покое. Пусть принимает этот факт».
Глава 57
После концерта можно было спокойно ехать домой, но разговор с матерью никуда не исчез, а давил на мозг, на сердце. Молчать я не хотела и надеялась, что сообщение о ребёнке немного сблизит нас.
Отношения с ней были далеки от идеала. Мои успехи в учебе и карьере она считала своими, а неудачи и проблемы — исключительно моей бездарностью и тупостью.
Другое дело отец. С самого детства я помню рядом только его: поход в цирк, зоопарк, в кино, прогулки в парке, школа и выпускной — везде он.
Родители, находясь в одной квартире, давно жили каждый своей жизнью, превратив её в коммуналку. До сих пор для меня загадка, почему они её не разменяли и не расстались, налаживая каждый свою жизнь? Скорее всего, предрассудки. Но точного ответа я не знала.
Кто из них любил, а кто позволял себя любить — я поняла в тот день, когда будучи подростком, услышала разговор мамы с её подругой по телефону. Она любила другого. Всю жизнь. И будто мстила мужу за то, что я его дочь, а не того мужчины.
Теперь мама не появится на моём пороге
