Проткала она его еще двадцать лет, и холст стал шелковый да такой красивый, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Сыновья тоже работают, — поглядеть любо-дорого. Амбары полны всякого добра, на лугах скотина пасется. Сала, яиц, молока, меду — всего вдоволь. Жить-поживать да добро оберегать от вора-злодея, от лютого лиходея.
Пошел старший сын оберегать границы, а сестрицы да братья ему говорят:
— Иди, дорогой наш брат, нас много, будем так же хорошо работать.
Пошел и второй, средний сын, на море, охранять берега.
Сестрицы и брат говорят:
— Иди, дорогой наш брат, а мы и одни управимся.
Живут на радость друзьям, на зависть врагам.
Но вот война грянула, да такая, что и старики не упомнят. От лязга, грохота железного земля сотрясается, леса темные приклоняются. Летят по воздуху хищники смертоносные, рвутся бомбы взрывчатые, рушатся города каменные.
Не усидеть младшему сыну. Говорит он своей матери:
— Матушка, отпусти меня на войну, хочу за Родину постоять, врагов лютых отогнать, чтоб и впредь неповадно им было на нашу землю ходить, смердить да мерзить.
— Ох, мое дитятко, — говорит мать. — Ты еще так молод. А уж если так хочешь, вот тебе три загадки; отгадаешь — быть по-твоему…
Что всего краше?
Что всего лучше?
Что всего крепче?
Думал сын день, думал два, а на третий отвечает:
Краше всего — наша земля.
Лучше всего — Советская власть.
Крепче всего — большевистская партия.
— Хорошо, — говорит мать, — быть по-твоему. Вот тебе конь.
Подводит ему коня, а конь стальной, в длину метров пять, от копыта до копыта рукой не достать.
— Вот тебе, сынок, мой материнский подарок. Владей не изнашивай, врагов бей не спрашивай.
Остригла мать его кудри, положила себе на грудь. Сына проводила в дальний путь.
Бьется сын с врагами, а мать ткет, ткет холст да посмотрит на кудри. Вьются кудри завиваются, сердце материнское радуется: раз кудри вьются, так и сынок жив.
Посмотрела раз на кудри, а они завяли, почернели. Заплакала мать — значит, плохо сыну, трудно.
Как быть, как беду избыть?
…Быстро собралась мудрая мать, захватила с собой натканное полотно. Долго ли она ехала, это ей лучше самой знать, а мне сказку продолжать. Вот приехала она на бранное поле. Гул такой, что земля дрожит, солнце красное от дыму померкло. Видит: лежат убитые, фуражкой накрытые, кто вниз лицом, а кто землей присыпаны.
Ходит мудрая мать по полю, хочется ей опознать своего сына убитого. Одному повернет голову, другому. До кого ни дотронется, тот и оживает и опять в бой идет. Долго мудрая мать ходила и видит: у ракитова куста конь железный стоит, а около коня — сын-герой кровавые раны рукой закрывает. Ухватила мать его русые кудри. Встал сын на ноги.
Улыбнулась мать.
— Эй ты, мой сердечный сын!
Обняла его, омыла слезами радостными кудри русые.
А враги стеной идут, куда ни посмотрит — везде враги зубы свои скалят. Заслонила мать своего сына от пуль вражьих, вынула шелковое полотно, заалелось оно цветом алым.
Вскликнула мать громким голосом:
— Вперед, мои дети, истребим врага лютого!
И сколько было бойцов, кто убитый, кто раненый, кто усталый, — все поднялись и пошли за матерью-героиней.
Испугались враги, когда увидели, что мертвые и раненые поднялись.
— Красную Армию, — говорят они, — не победить, бойцы ее бессмертны.
Побежали изверги, и усеялось поле их трупами черными, словно черным вороньем.
Собрались бойцы вокруг матери, а она им говорит:
— Победили мы супостатов-злодеев. Не устоять им было перед нашим алым знаменем: ткала я его не год и не два, а много лет. И с каждым днем оно было крепче.
И был праздник, да такой, что никому и не снилось такого веселья. Пировали и малые и старые. И я на пиру была и вас приглашаю пирожком закусить, винцом запить.
7. Как девка на войну ходила
Жил старик со старухой. Жить-пожить, и нашли они себе дочку. Живут себе, а дочка растет и все день от дня краше становится. Старик со старухой печалятся: «Девка у нас есть, а парня нет».
Старики гутарят отцу девки:
— Какой-де ты казак, раз у тебя одна девка, а парня нет? Будет война, кого пошлешь, старуху? Не возьмут ее. Сам пойдешь? Тоже не возьмут. А девок на войне не надо.
Прошло время, девка на возрасте стала, замуж пора отдавать. А тут война началась. Кликнули клич по стране, у всех на войну парни пошли, а у старика со старухой некому идти.
Долго старик ходил по улице да все смотрел, как другие своих сынов на войну провожают. Пришел он домой и гутарит старухе:
— Вот был бы у нас парень, пошел бы он на войну, отличился бы… А девку не пошлешь на войну.
Дочь слушала, слушала да и гутарит:
— Отец, я пойду на войну.
— Девок-то не принимают. Сиди уж дома. Молчи.
— Нет, принимают. Пойду на войну, заменю тебя.
Погутарила так девка да пошла прямо к председателю Совета да и спрашивает:
— Девкам можно на войну идти?
Поглядел на нее председатель, а она девка дебелая, натоптанная[24], кровь с молоком. Вот и отвечает:
— Тебе можно. Такую возьмут. Как, на коне пойдешь на войну или в санитары запишешься?
— Знамо, на коне.
— Ну ладно! — сказал председатель и в список ее записал.
Возвернулась девка домой и гутарит отцу:
— Ну, и заменила тебе, отец, парня. На войну иду.
— Не может того быть, чтоб девка на войну шла! Приказу такого не было!
— Приказу-то не было, а председатель гутарил, что можно. Собирайте в дорогу меня да коня готовьте.
Обрадовался старик да и гутарит ей:
— Смотри, дочка, казачий корень не посрами.
Стали старик со старухой дочку в путь-дорогу собирать. Наутро девка оделась по-казачьи, села на коня и побегла на войну.
Девка на третий день прибегла на войну. Месяц воюет, другой, третий. Подружилась с одним парнем. А тот и не знал, что она девка. Воюют они вместе, живут в окопах вместе. Раз призывает к себе инарал и приказ дает:
— Приведите мне, добрые молодцы, немчугу главного, — инарала ихнего. Чтоб утром был!
Парень стоит и мечтает[25]: «Где же взять инарала? Трудное дело». Ну, вот и молчит.
Девка подождала, что он скажет, а потом, не дождавшись, гутарит инаралу:
— Доставлю немчугу главного.
Отдала честь и пошла. А парень стоит, стыдно ему стало.
— Доставим немчугу-инарала, — сказал и он, побег за девкой да и гутарит: —
