думала, что ты опять на него запала.
– В смысле – опять? – нахмурилась я.
– Помню, как ты рассказывала, что была влюблена в него в детстве.
– Ну, глупости какие! – немного театрально рассмеялась я. – Это когда было? И не влюблена, а просто немного нравился. Глупая детская симпатия. Ты вспомнила, конечно!
Дина смотрела на меня и улыбалась.
– Ну что? – рассердилась я. – Что ты улыбаешься?
– Да так…
– Хвати-и-ит! – Я в смущении легонько пихнула подругу.
– Детская симпатия, значит? Ай-ай, Катя, ты чего толкаешься?
Динка пихнула меня в ответ, и мы, как две ненормальные, пихаясь, под Динкины подколы, дошли до салона, в котором работал Виташ. Знала бы подруга, как мне ее не хватает… И на то время, что мы переключились на Мальцева, Динка забыла о своих опасениях и ненадолго ожила.
Мы подходили к салону, когда начал накрапывать дождь. У Дины в рюкзаке обнаружился зонт, под которым мы обе уместились. Словно под большим грибом мы дошли до огромных панорамных окон. В салоне горел яркий свет. Отлично были видны зеркала, кресла с посетителями… Виташ, облаченный в длинный фартук, о чем-то переговаривался с коллегой – высокой стройной девушкой с такими же яркими дредами и точно в таком же черном фартуке. Только я хотела повернуться к Динке и сказать: «Ну вот видишь, работает человек. А ты себе надумала…» – как Виташ вдруг притянул к себе девчонку и страстно поцеловал. Мы с Диной так и застыли на месте, а дождь уже лил как из ведра, и капли громко барабанили по зонту.
– Пошли отсюда, – еле слышно проговорила Дина.
– Послушай… – все-таки начала я.
– Не хочу слушать, – резко проговорила Дина, – ничего больше на свете не хочу…
Я собиралась проводить Динку до самой квартиры, но у подъезда она вдруг сказала:
– Я сегодня побуду одна, хорошо? Потом тебе позвоню.
– Ты уверена? – осторожно спросила я.
– Да, уверена. Все хорошо.
Дина не плакала, но глаза ее стали вдруг больными и какими-то тусклыми.
– Тогда я сама позвоню тебе завтра, – сказала я.
– А зонт? Ты ведь промокнешь.
Чтобы дойти до своего подъезда, мне нужно было пересечь двор. Обернувшись, я увидела Давида под раскрытым черным зонтом.
– Похоже, что не успею, – обреченно вздохнула я.
Давид, заметив нас у Динкиного подъезда, пошел в нашу сторону. Даже в дождь Перов был в идеально белых кроссовках.
Давид протянул зонт, и мне пришлось встать под него, чтобы Перов сам не вымок. Стоя с ним рядом, я тут же почувствовала свежий запах мужского одеколона. Мы неспешно направились в сторону моего подъезда.
– Ты избегаешь меня? – спросил Давид.
– С чего бы, правда? – съязвила я.
– Не берешь трубку, в школе тебя не поймать… Хотел лично поздравить с наградой. Видишь, и без меня неплохо справились. Я же говорил.
– Спасибо, – отозвалась я. – А как прошло твое интервью?
– Хорошо, через пару недель обещали уже выложить.
– Очень рада.
Давид остановился и развернул меня к себе.
– Катя, прости меня, пожалуйста. Я не думал, что это так тебя расстроит. Решил, что ты порадуешься, ведь это так важно для меня.
Проговорил он это высокопарно, но вполне искренне. Мне даже стало немного стыдно, ведь мы друг другу не чужие люди.
– Знаю, что важно. Извини, если это тебя задело. Просто все так неожиданно произошло… за день до выступления. Я страшно переволновалась и расценила твой поступок как предательство.
Давид взял мою ладонь и легонько сжал ее. Несмотря на ливень и ветер, его рука была горячей.
– И ты меня извини. За то время, сколько мы не общаемся, я понял, как сильно успел к тебе привыкнуть.
– Говорят, от вредной привычки можно избавиться за восемнадцать дней, – сказала я.
Давид рассмеялся:
– Ты и правда вредная! Но избавляться я от тебя не хочу. Я соскучился.
С этими словами он обнял меня и поцеловал в макушку.
– Сегодня вечером отмечаем день рождения Антона, – сказал Давид, – за городом. Будут только свои, я тебя приглашаю.
«Только свои» оставались для меня чужими, поэтому я неопределенно пожала плечами.
– Не знаю, смогу ли.
– Я тебе еще позвоню, ладно? – заглядывая мне в глаза, спросил Давид.
Я кивнула и, не дав себя поцеловать на прощание, выбежала из-под его зонта и понеслась к своей парадной.
Дома я обнаружила всю компанию. Выдохнула, что в этот раз они не застали нас с Давидом на улице. Судя по напряженной обстановке, между Соней и Вовой разгорался скандал. Матвей сидел в кресле и с отсутствующим лицом играл в телефон. Мотя-младший с важным видом развалился у него на коленях.
– Если ты думаешь, что мне в этот вечер будет нечем заняться… – сердито говорила Аверина.
– Господи, зачем все усложнять? – злился брат. – Мы просто поможем людям с переездом. Тебе там делать точно нечего.
– Что за спор? – спросила я.
– Ты знаешь, куда они вдвоем собрались? – возмущенно спросила Соня.
Я покачала головой.
– На новоселье к Оленьке, это подруга Марты. Ну ты помнишь, со свадьбы Кукушкиных?
Оленьку я не помнила, а вот Марту – очень даже. Я перевела взгляд на Матвея, но тот продолжал как ни в чем не бывало играть в телефон.
– Это переезд, – напомнил Соне Вова, – не тусовка.
– Но после будет вечеринка-новоселье! – возразила Соня. – На которую меня не пригласили.
– С чего тебя должны приглашать? Это друзья Матвея и Севы.
– А тебя с чего? – не отступала Соня.
– Я – рабочая сила.
– Ой, идите оба к черту! – рассердилась Соня. – Видела я, как Оленька смотрела на тебя за общим столом…
Матвей, после того как его послали за компанию, все-таки укоризненно взглянул на Соню.
– Ты меня допекла! – разозлился Вова. – Да кто на кого смотрел? Больные фантазии!
Соня и Вова постоянно ссорились, ревнуя друг друга, хотя настоящих поводов никто из них не давал. В этот раз мой брат разозлился сильнее обычного. Когда они с Матвеем все-таки ушли, а Вовка еще и демонстративно хлопнул дверью, Соня взглянула на меня злыми глазами.
– Нет, ты видела? Он все-таки ушел!
– Его попросили помочь… – неуверенно начала я, но Аверина меня перебила:
– Чувствую себя брошенной. Ты тоже меня оставишь?
Я не знала, как поступить, но все-таки предупредила:
– Пока не собиралась. Но вообще-то меня тоже сегодня на день рождения пригласили.
– Это к кому? – оживилась Соня.
– К Антону. Это друг Давида, не из нашей школы. Я видела его всего один раз, в рестик вместе ходили.
Соня заметно оживилась, и перемена ее настроения не осталась мной незамеченной.
– О нет-нет-нет, – засмеялась я, – не смей втягивать меня в свои интриги.
