к окну, какое-то время смотрел на море, подставив лицо солнечным лучам. Джулия смотрела на его обрисованный светом профиль, будто позолоченный, и вновь неуместно подумала о монетах. Она молчала, а он, кажется, ждал, когда она заговорит. Наконец, развернулся, скрестил руки на груди:
— Будет лучше, если вы отдадите мне то письмо. Я сохраню его, и вы сможете перечесть в любое время, когда пожелаете. Я слишком хорошо знаю свою мать и не хочу давать лишних поводов для скандала. Так будет спокойнее для всех.
Джулия сглотнула:
— Сеньора станет рыться в моих вещах? — Впрочем, она и сама знала ответ.
Фацио лишь вздохнул:
— Я не питаю иллюзий насчет собственной матери. Да и вы уже все… понимаете.
Он вновь ждал вопросов, но Джулия молчала. Она не знала, с чего начать. И боялась его ответов, несмотря на всю вчерашнюю решимость. Чтобы заполнить молчание действием, достала из шкатулки письмо и положила на столик:
— Вот. Берите.
Фацио отошел от окна, забрал письмо, остановился в паре шагов и прожигал Джулию взглядом:
— Я был несправедлив к вам, Джулия, и признаю это. Я был неправ.
Даже в горле пересохло. Признаться в том, что был неправ? Джулия никогда не видела подобного от Амато. Брат никогда не признавал своих ошибок. Да никто не признавал! Лишь нянька Теофила постоянно в чем-то каялась. Джулия даже не понимала, что на подобное отвечать. Наконец, она подняла голову, сжала в кулаки ледяные пальцы:
— Что со мной будет? Сестра не учинила бы всего этого, если бы не было оснований. — Она качала головой, на глаза наворачивались слезы: — Неужели я даже теперь не имею права это знать?
Фацио вздохнул, какое-то время молчал:
— Имеете. Темный дар — не благо, как магия прочих семей. Он дает большую силу, но и постоянно требует что-то взамен. Тьме для равновесия нужен свет, только тогда она перестанет разрушать. — Он вновь отошел к окну, сцепил руки за спиной и смотрел на море: — Брачная магия — самое прочное из взаимодействий. Но неудачный союз оборачивается проклятьем для всех.
Фацио посмотрел на Джулию:
— Предписания говорят, что нужен истинный свет. Никто наверняка не знает, что это, но многие поколения моих предков связывают его с истинной красотой. Совершенной красотой. И много лет лучшие художники стремятся запечатлеть ее, чтобы обозначить контуры, воплотить идеал. Чтобы разыскать его.
Джулия лишь кивала, поняв, для чего была та живописная галерея. Ее губы пересохли и едва шевелились:
— А что потом? Марена сказала правду? Она бы утратила красоту?
Фацио опустил голову:
— Теперь не знаю. До моей матери так и было. Может, она сумела дать моему отцу больше, чем давали до нее? Но дурной нрав — не ее вина. Темный дар отца высосал из нее все хорошее. Без остатка. Я не знаю, какой была моя мать прежде. Она даже не была дворянкой — всего лишь дочь деревенской знахарки, кажется, откуда-то с предгорий на севере…
Джулия закаменела:
— Я стану такой же, как ваша мать? — Она помедлила: — Злой и нетерпимой?
Фацио покачал головой:
— Я не знаю. Но тогда и я стану, как мой отец. Я тоже этого не хочу.
Джулия опустила голову, чувствуя, как с ресниц срываются слезы:
— Значит, со мной у вас просто нет шансов. Мы оба обречены.
Он вновь покачал головой:
— Я не знаю. И не хочу лгать: не знаю. Но брачная магия отозвалась еще до того, как нас связало. Это правда. Может… все это не просто так?
Джулия уже ничего не видела из-за слез, замотала головой:
— Не надо. Не надо меня успокаивать. Я не требую этого от вас. Вы ни в чем не виноваты. Меня не должно было быть здесь.
Он подошел совсем близко:
— Меня тянет к тебя — это правда. И ты даже не представляешь, как… Только прошу не воображать, что это любовь. Что вы, женщины, обычно там себе воображаете?
Джулия даже утерла слезы:
— Я ничего не воображаю. У меня нет такой привычки. Чтобы любить, человека нужно узнать, так говорят. А вы меня не знаете.
Но в груди разлился неприятный колкий холодок, и Джулия тут же мысленно отругала себя за эту мимолетную слабость. Она не ждала большего. Ничего не ждала. Она хотела отойти, но Фацио ухватил за руку, тронул подбородок, заставив посмотреть в лицо:
— Нас связала брачная магия — и ничего не изменить. И здесь все не так, как тебе доводилось видеть. Темный дар присвоил тебя. Даже Доротея не может притупить это чувство, она стала почти бесполезна. Ничего не разрушить и не отменить, даже если я захочу. Единственное, что я еще могу — оттянуть до указанного срока. Но брак состоится. Помешать может лишь чья-то смерть.
Джулия порывисто подняла голову, заглянула, недоумевая, в смуглое лицо:
— Смерть?.. Чья?
Фацио криво усмехнулся, но в глазах мелькнула какая-то необъяснимая сиюминутная тоска:
— Твоя… Или моя. Разницы нет.
Джулия растерянно покачала головой:
— Я не хочу умирать… И вашей смерти тоже не желаю. Но…
Он недоверчиво скривился:
— Если бы это было правдой…
Джулия вдруг горько улыбнулась:
— Наивное и непрактичное желание, если учесть, что вы неуязвимы ни для болезни, ни для клинка. — Она кивнула: — Я верю, что вы не лгали.
Фацио пристально смотрел в ее лицо:
— Значит, смерть отменяется… Остается жизнь.
Джулия опустила голову:
— Которая не оставит шанса… Я не та, кто вам нужен. Я и вполовину не так красива, как моя сестра. Я совсем не такая! Я ничего не могу вам дать.
Рука Фацио неожиданно легла на талию, не позволяя отстраниться. Его глаза, казалось, жгли насквозь. Он молчал, лишь пристально смотрел в лицо, а рука тяжелела и раскалялась. Он сглотнул, стиснув зубы, шумно выдохнул:
— Сейчас я рад, что ты другая.
Джулия уперлась ладонями в его грудь под распахнутой курткой и едва не отдернула руки, чувствуя чужое тело так близко, лишь через тонкое полотно рубашки. Мысли терялись, потому что она думала только о том, как вырваться из этих объятий. И не могла. Она будто разом обессилила, а руки Фацио превратились в железные тиски.
— Кто внушил тебе, что ты не красива? Твоя сестра?
Джулия молчала. Любой ответ будет выглядеть глупо. Фацио просто смотрел с высоты своего роста в ее лицо, вдруг склонился и коснулся
