от них!
Тенгель встретил их на пороге. Он сразу стал ловить взгляд Силье, казалось, будто он тосковал по нему целый день.
— Ну, как там было? Ты кажешься взволнованной.
— Что тут удивительного? — сказала Элдрид, входя в дом. — Они ели ее глазами. Особенно парни Браттенг.
— Ты полагаешь, есть какая-то опасность? — в голосе Тенгеля сквозило беспокойство.
— Мне кажется, что у нее должен кто-то жить. А ты сам живешь так убого. Как ты справлялся с детьми?
— Суль чуть не вогнала меня в гроб своим гамом, — засмеялся он. — А мальчонка внес свою долю. Теперь он спит, наконец-то. Не понимаю, как ты выдержала, Силье. Почему ты не жаловалась раньше?
— Мне стало бы стыдно. Как подумаешь о всех тех матерях, которые имеют детей, а живут в крайней бедности. Мне же хорошо. Разве я не могу управляться с двумя?
— Я считаю, что одна Суль стоит пяти, — засмеялся Тенгель.
Но так или иначе, он нервничал. Был неуверенным и впервые с тех пор, как она его встретила, растерянным. В его глазах была печаль. Когда Элдрид пошла к себе за молоком и взяла Суль, они молчали, не зная, о чем говорить. В конце концов Силье не выдержала:
— Что с тобой, Тенгель?
Сначала он не отвечал, потом начал медленно:
— Ты… не должна была делать этого вчера вечером.
— Чего же?
— Когда я потрепал тебя по щеке…
Тогда она провела губами по его руке… Она опустила глаза, словно это могло уменьшить краску стыда.
— Я не могла не сделать этого, Тенгель. Это вышло само собой. И ты начал это сам.
Он долго смотрел на нее грустными глазами. Затем тряхнул головой.
— Не смейся надо мной, Силье! Я этого не вынесу.
— Но я и не смеюсь над тобой, — горячо протестовала она.
— Дорогое дитя, ты думаешь, я не знаю, как я выгляжу? Дикий зверь, чудовище, отверженное всеми.
— Не мной, — прошептала она так тихо, словно подул ветерок.
Он стоял совершенно неподвижно, казалось даже, что он не дышит. Силье судорожно глотнула.
— Мои чувства не могут быть для тебя какой-то тайной.
Резким движением он сел на корточки у очага и начал ворошить угли прутиком.
— Расскажи мне о твоих снах, Силье?
— О… А, о них!
— Да. Ты говоришь, что я знаю о твоих чувствах. Но это не так. Нелегко делать различия между — да, ты как-то назвала это преданностью мне — и сочувствием.
Она помедлила минуту, прежде чем опустилась на корточки рядом с ним.
— Не знаю, решусь ли я рассказать. Ты знаешь, я получила очень строгое воспитание.
— Я знаю. Но мне необходимо услышать о них. Мне очень трудно именно сейчас. И мне необходимо знать, что я не один. Что есть кто-то, кто чувствует то же самое. Кто…
— Кто рад тебе? Ты это знаешь. Но ты требуешь от меня слишком много, Тенгель. Как я смогла бы выразить в словах то, что видела во сне?
— Если ты сделаешь это, то я расскажу тебе о моих сновидениях.
Она уселась на низкий табурет и медленно подвинулась, совсем чуть-чуть. Мучительное, чувственное движение, не укрывшееся от его взгляда. Он снова повернулся к огню.
— Попытайся понять мою просьбу. Мне необходимо что-то, чем жить. У меня теперь есть нечто, ради чего жить, но ничего, чем жить в часы одиночества. Дай мне это, Силье! В моей жизни были тысячи одиноких часов. Я не знаю ничего, кроме одиночества.
Она поняла, что он имел в виду, и решилась.
— Я всегда видела во сне твои горы, — сказала она почти шепотом. — Я звала их Страной теней. Там жили ужасные демоны, которые поднимались вверх и летели к моему дому и пугали меня. Но теперь в снах появился новый элемент…
Тенгель смотрел на нее сбоку. В нем было что-то неестественно-напряженное.
— Продолжай! Ты имеешь в виду эротический?
— Да. Тенгель, я не могу. Это нехорошо.
— Нет, можешь, — прошептал он. Его руки, державшие палку, дрожали.
Что-то волнующее, возбуждающее-беспокойное вошло в комнату, разлилось в воздухе. Силье продолжала:
— Демоны… Они были теперь другими. Взрослыми мужчинами. Они желали меня, а я… лежала раздетой на лугу и… ждала кого-то. Совершенно определенного.
Лицо Тенгеля было напряженным.
— Тут прилетел демон, которого я ждала. Но он опустился поодаль у зубчатых скал. И все-таки я видела, что это был ты. И… мое тело было охвачено… пронзительным жаром. И тут я проснулась. Это был первый сон.
Она закрыла лицо руками. Тенгель осторожно отвел их.
— А теперь другой!
— Нет, ты не заставишь меня его рассказать.
— Он был… завершившимся?
— Нет, он прервался точно так же, как и первый, в решающий момент. Но я была в этом сне такой бесстыдной, Тенгель. Я хотела видеть твое тело, хотела ощущать его моей кожей… И оба раза, когда я просыпалась… Нет, я не могу этого сказать.
— Ты просыпалась с чувством желания? — спросил он, не глядя на нее.
Молчание Силье было убедительным ответом.
— Тут нет ничего постыдного, — сказал он, — так чувствует большинство людей. Я думаю, что ты, несмотря на строгое воспитание, имеешь очень сильные… — Он поискал нужного слова… — инстинкты, — добавил он хриплым голосом. — Я понял это, как только впервые увидел тебя. Такое можно увидеть в глазах…
— Но это относится только к… тебе. — Эти слова вырвались у нее прежде, чем она успела подумать.
Силье не сомневалась, что сделала его счастливым. Это она увидела по улыбке, которую он пытался скрыть.
— Ну, а теперь твоя очередь, — сказала она смущенно, — ты тоже обещал рассказать о своих снах.
Чувствовалось, что в комнате ужасно жарко. Но Силье знала, что тепло шло не от очага.
— Это будет не легко, — сказал он.
— Мне тоже было не легко, но я же рассказала.
— Это будет не легко, Силье, потому что мои сны были наяву. Когда я сплю, то не вижу снов.
Удивительное ощущение разлилось по ее телу. Она снова подвинулась на своей треноге.
— Сны наяву?
— Я был у тебя, Силье. Каждый вечер, уже в доме Бенедикта. Я же знал, как выглядела твоя комната. Я вспоминал тот случай, когда я положил мои ладони на твою ногу, а в мыслях мои руки скользнули под твое платье. Я, который никогда раньше не позволял себе думать о женщине. Я раздевал тебя и смотрел на тебя, лежавшую там, и…
Она испытывала стыд.
— Мои руки все еще держат тебя за талию, после того, как я помогал тебе садиться на лошадь или сходить с нее. Мне кажется, что я все еще
