откровенная ерунда. — Я… Как же сложно… Люба, Кареглазка моя. Я… Мне так тебя не хватает. Я скучаю по тебе. По нашим разговорам. Пожалуйста… Я очень прошу, позволь иногда тебе звонить или хотя бы писать. Ты не думай, я не настолько пьян, чтобы списать все слова и чувства на алкоголь… Я искренен сейчас. Ты мне веришь?
Люба молчала довольно долго, мне казалось, целую вечность. Я слушал ее дыхание, но не торопил. И она наконец заговорила.
— Я так понимаю, спрашивать, откуда у тебя этот номер, не имеет смысла. И если я опять сменю номер, ты и его узнаешь, — она не спрашивала, скорее, утверждала. — У меня только одно условие… Нет, два.
— Что угодно… — быстро согласился я.
— Это действительно будет иногда, и ты будешь выполнять своё обещание и не будешь ко мне подходить.
— Кареглазка… — застонал я и хотел возразить, но она не дала.
— Это первое, и второе. Ты больше не подходишь к Вове.
Что? Он что, нажаловался? Упырь! Пришла моя очередь молчать. А ревность снова оскалила свою зубастую пасть.
— Если он будет держаться от тебя подальше… — начинаю говорить я.
— Нет. Он не будет этого делать. И если ты не принимаешь мои условия… То и звонить мне не нужно.
— Почему? Люба, я хочу это понять! Пожалуйста, объясни, почему ему можно, а мне нет. Да, я вел себя как мудак и не прощу себе этого никогда. Я всю жизнь готов заглаживать свою вину… Но ты сказала, что простила. Так почему?
Люба
Я никак не ожидала услышать его. Я растерялась, уставившись на знакомые цифры, когда посмотрела на экран телефона. Это действительно был номер Джордана, точнее, Ильи.
— Кареглазка, это я, — добавляет он, словно я могла не понять.
— Я узнала, — пробормотала в трубку, все ещё сомневаясь в реальности происходящего. Сон как рукой сняло.
— Ты только не отключайся, пожалуйста, — просит он.
Говорит быстро, словно боится не успеть сказать все, что хочет, пока я не положила трубку. Он делится новостью о рождении брата и сестры. Я помню, как он рассказал мне, что его мама беременна. Тогда он поделился своими сомнениями, и мы долго переписывались в тот раз. Я слышала радость в его голосе и порадовалась вместе с ним. А потом он задал вопрос, который ввел меня в ступор:
— Скажи, ты ведь сейчас одна, правда? Не с ним?
Я промолчала в ответ, совершенно не понимая, к чему он клонит и с кем, по его мнению, я должна быть, тем более в такой час. А кстати, который час? Я глянула на экран смартфона. Без десяти двенадцать. А когда оказывается, что он говорит про Вову, не могу скрыть своего удивления. Мы с ним виделись всего три раза, почему он решил, что я должна быть с ним? Потом он пытается мне объяснить, но выходит откровенно плохо. Он говорит быстро, рвано, словно не может подобрать слова.
— Я… Просто… Я подумал… Вы… Ты с ним… Я… Как же сложно… Люба, Кареглазка моя, — от этих слов, от того, с какой интонацией он их произносил, мне становилось все больней. Я, не отрывая трубку от уха, прикусила угол одеяла, и сильно зажмурилась, сдерживая желание разреветься. — Я… Мне так тебя не хватает. Я скучаю по тебе. По нашим разговорам, — он словно решил добить меня своими словами. Рвал душу в клочья, и я уже чувствовала, как слёзы бегут по щекам. Зачем, ну зачем он так. Я так хотела держаться от него подальше. Я уже почти свыклась с мыслью, что его не будет в моей жизни, моего Джордана больше не будет, а он… Зачем? — Пожалуйста… Я очень прошу, позволь иногда тебе звонить или хотя бы писать. Ты не думай, я не настолько пьян, чтобы списать все слова и чувства на алкоголь… Я искренен сейчас. Ты мне веришь?
Я не знала, верю ему или нет. С одной стороны — я хотела верить, а с другой — нет. Он замолчал, наверное, ждал от меня ответа. А я пыталась успокоиться и все же принять решение, о котором не буду жалеть. И я признала свою слабость перед ним. Мне не хватало нашего общения, может, даже больше, чем ему. И если он готов общаться на прежних условиях хоть иногда, я соглашусь. Ведь он мне тоже нужен. И я буду получать свою дозу, воровать ее крохотными кусочками. Обдумав всё и приняв решение, я придала своему голосу уверенности, по крайней мере мне так казалось, и решила выставить своё условие. А вспомнив наш с Вовой разговор, добавила ещё одно. Вова хороший парень и мне не хотелось, чтобы у него были из-за меня проблемы, у него их и так, похоже, хватает. Илья злится, начинает спорить, а я отстаиваю свои условия. Илья злится, его голос звучит громче, напряжённей, но я тоже не собираюсь сдаваться.
— Почему? — чуть ли не рычит он. — Люба, я хочу это понять! Пожалуйста, объясни, почему ему можно, а мне нет? Да, я вел себя как мудак и не прощу себе этого никогда. Я всю жизнь готов заглаживать свою вину… Но ты сказала, что простила. Так почему?
Я какое-то время обдумываю, что ответить. Ответить так, чтобы он понял.
— Илья, — впервые называю его по имени. — Дело не в тебе. Просто… Отношения… Чувства… Любовь… это не для меня.
42
Илья
Слушаю ее ответ и ничего не понимаю. Ощущение, что она заживо себя похоронила. Обрекла на одиночество и запретила себе даже мечтать о том, что может быть по-другому.
— Знаешь, я надеюсь, когда-нибудь смогу тебя разгадать. Понять. Потому что сейчас, правда, Кареглазка, я вообще ничего не понимаю.
— Не надо.
— Чего не надо? — не понимаю, о чём она.
— Понимать и разгадывать, — Люба говорит тихо, словно испуганно. — Я не хочу этого. Не хочу, чтобы ты разгадывал. Не делай этого, пожалуйста, — с какой-то мольбой просит она.
— Ты боишься? — осеняет меня догадка.
— Да, — после долгой паузы говорит Кареглазка. — Поверь, причина прятаться у меня есть. И только не нужно говорить, что тебе все равно, — ее речь становится быстрой, словно она боится потерять уверенность. — Что для тебя важна я… Не надо. Это только слова…
Я тяжело вздыхаю, потому что этот разговор не приносит облегчения, он только добавляет загадок.
— Ты мне настолько не доверяешь? — спрашиваю с какой-то обречённостью.
— Я никому не доверяю.
— А ему? Ему доверяешь, раз позволяешь подвозить тебя, сидеть с тобой рядом в столовой? —
