Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
часы на столе, затем на те, что висят на стене слева от Рейзл, и говорит:
– И правда. Хорошо. – Она тепло улыбается и почему-то элегантно поднимает руку и чуть машет, как королева. Будто это она сейчас уйдет, а не Рейзл.
«Глупая Подди», – думает Рейзл, и внезапно ее охватывает печаль, настолько глубокая и острая, что она не может даже встать с кресла. Объявив окончание сессии, Рейзл чувствует внезапный порыв раскрыться. Если верить ее электронным часам, от всей сорокапятиминутной сессии остается еще тридцать секунд, уже двадцать девять, двадцать восемь. Она хочет секса с мужчиной и, может быть, с женщиной. Она хочет быть хасидкой, целиком и полностью, без тени сомнений, как ее кузины, которых никогда, никогда не будет мучить порно, чьи жизни кажутся ей прекрасными в своей чистоте и при том недосягаемыми. Ей хочется плакать все оставшиеся двенадцать секунд. Ей хочется, чтобы доктор ее обняла, чтобы оставила свои попытки настроить ход ее мыслей на должный лад, успокоила ее внезапно уставшее тело, ей хочется, чтобы доктор ее обняла, хочется поплакаться в ее геометрическое плечо в костюме, хочется плакать, как маленькой, хочется вырваться – если не из зависимости, то хотя бы из тюрьмы собственных мыслей. «Вы можете меня обнять?» Осталось три секунды, она не уверена, сказала она это вслух или только подумала, когда осталась всего. Одна. Секунда.
– Рейзл, прости, теперь нам правда надо заканчивать.
– Вы можете?
– Могу что?
– Обнять меня.
– Ты хочешь, чтобы я тебя обняла?
Уголки губ Подгорец опускаются. Она не хмурится и не говорит «нет». Конечно, она скажет «нет», но что-то остановило Подгорец, она не черкнула ручкой. Она бросает взгляд на стену, Рейзл следует за ее взглядом, смотрит на стену доказательств профессионализма Подгорец. Дипломы в рамках из Сити-колледжа и Нью-Йоркского университета.
– Рейзл, мы можем делать все, что угодно, но только на словах. Физический контакт в нашей ситуации противоречит этике.
Рейзл знакома такая близость. Как свидание до свадьбы – трогать друг друга запрещается.
Рейзл встает, но вместо того, чтобы направиться к двери, она идет к креслу Подгорец.
– Наш сеанс окончен, – повторяет доктор Подгорец. – Прости, – говорит она, но голос звучит фальшиво. Ее губа чуть вздрагивает – «подская» тревога.
Рейзл опускается на пол и кладет голову на колени доктора П. Она шмыгает, вдыхая запах лаванды, запах шерсти, которую намочили и затем высушили, запах хлеба, утыкается лбом между ног доктора, а доктор, ох, доктор, она сжимает ноги вместе, будто пытаясь оттолкнуть Рейзл, но на деле, наоборот, заключает ее.
– Рейзл! – резко говорит она. – Немедленно вставай.
Но она не стряхивает Рейзл, как та ожидала, и Рейзл глубже зарывает лицо в шерстяную юбку доктора П, в запах травяных смесей и бархатных вешалок, на которых в шкафу доктора П висят брючные костюмы и красивые блузки и юбки, по которым она явно проходится липким роликом, потому что на них ни пылинки. Тело доктора П мягче, чем Рейзл думала, похожее на подушку, она глубоко дышит, в унисон со вздымающимся животом доктора, потому что теперь док наклоняется вперед, но по-прежнему не трогает ее, ничего не делает, противостоит лишь словом, но не делом.
Доктор Под отклоняется назад, расслабляя бедра. Рейзл поднимает взгляд и видит, что руки дока болтаются по обеим сторонам кресла, безжизненные, будто отделенные от тела, даже ее ноги сейчас кажутся чем-то отдельным. Это какой-то трюк, чтобы создать иллюзию, что ее голова и торс не соединены с конечностями – что заплаканная Рейзл уткнулась не в ее колени.
От демонстративной сдержанности доктора П Рейзл становится еще грустнее. Она не может перестать плакать. На юбке доктора П осталось пятнышко от слез и соплей Рейзл. Рейзл инстинктивно дергается, чтобы вытереть след своей печали, а доктор Подгорец уже ничего не может с собой поделать и тянется, чтобы ее утешить, и вот Рейзл получает долгожданные объятия.
Доктор Под пытается замаскировать объятия, вставая и поднимая Рейзл за собой, почти вытягивая ее за плечи.
– Психологи не обнимают пациентов, Рейзл. Так не делается.
Затем она выходит в коридор и исчезает в туалете. Рейзл слышит щелчок замка. Она сама не раз его защелкивала перед встречей с доктором П, стараясь отложить разговор с ней, и после встречи, чтобы отложить возвращение в мир, где все ее секреты должны оставаться секретами, где их надо прятать и копить, пока она снова не окажется в этом маленьком кабинете. Рейзл никогда раньше не оставалась в кабинете одна. Ей это не нравится. Из коридора доносится звук льющейся из крана воды, или это доктор Под пишает – какой ужас. Рейзл про себя напевает «Адон олам», но молитва не заглушает звук пиши, тогда она поспешно надевает пальто и выбегает из кабинета.
Каждая ночь – борьба
Каждая ночь – борьба. У матери вечно вытянутое лицо, отец плюется каждый раз, как ее видит. Когда мами за ужином раскладывает еду на тарелки, тати перехватывает тарелку Рейзл и кладет ее еду себе. Когда мами встает из-за стола, чтобы налить воды, Рейзл тянется за своей тарелкой, но тати хватает ее и не отпускает. В одну секунду они оба держат тарелку, в другую – она, разбитая, лежит на полу.
– Вильде хайе! – кричит отец. – Сначала из колледжа вылетела, теперь рушит весь дом!
– Я не разбивала тарелку, ты разбил! – кричит Рейзл. – И я не вылетела, это временное наказание. Предупреждение. Я вернусь в следующем семестре.
– Найн, – говорит отец.
– Найн, – говорит мать.
Хоть в чем-то они согласны – больше в колледж она не пойдет.
– Отправь ее нормально работать, – гремит отец.
– Дай ей выйти замуж, – умоляет мать.
– Ладно, – отец выносит приговор. – Пока пусть выходит на работу, а свахе скажи, что нам нужна свадьба поскорее.
Работающая
Деревянный стол ребецин настолько огромный, что, сидя по центру, никому не по силам дотянуться до передних углов. Но ребецин тянуться и не нужно; для этого у нее есть Рейзл, которая теперь работает полный день. Той женщине, Басе, так и не нашли замену. Ребецин с жутковатой улыбкой говорит, что Рейзл настолько хорошо работает, что вторая девушка ей не нужна.
– Рейзеле, принеси мне банковские выписки за прошлый месяц.
На столе ребецин почти ничего не лежит, только стеклянное покрытие, а под ним – десятки черно-белых фотографий. На них – далекое прошлое, когда ребе был еще жив и ребецин стояла рядом с ним, сдержанно улыбаясь на разных благотворительных вечерах. Ребецин в
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
