их, утешив моё горюющее сердце! — воскликнул царь.
— Какой-то он… пафосный, — подумала с горечью.
Всёля хмыкнула.
— Ты не думай, что он мягкий. Ничего подобного. Он построил огромную империю — такое мягкой рукой не делается. И сыновья ему ой как нужны и не просто как наследники, а ещё и как единомышленники и продолжатели его дела. Просто именно эта девочка, Лейла, делает его мягче. Но и сильнее.
Я снова оглянулась на юную царскую жену. Она как раз перевела взгляд с малыша, которого держала в руках, на мужа.
Да, ради такого взгляда можно было не только империю построить...
— Мне пора, — проговорила я, надеясь, что богини именно так и разговаривают. — Берегите Лейлу, ваше мудрейшее величество. Только с ней у вас всё получится.
Он глянул на меня остро, будто услышал в моих словах какие-то ещё смыслы. Те, которые я, боюсь, туда не вкладывала. А я улыбнулась и кивнула: сказала, значит, так и должно быть. Тем более, что я была убеждена в правоте своих слов.
— Тебе только кажется, что не вкладывала. Просто их вложила твоя интуиция, Ольга. Не разум, — проговорила Всёля, и вот в этом голосе я услышала отзвук божественного величия.
Услышала, но промолчала.
Что ж, я закончила здесь, и мне в самом деле пора уходить.
Дверь в тот мир, где царь любит свою четвёртую жену, а она его, закрылась за моей спиной. В приёмном зале сидела на диване Машэ и, открыв рот, смотрела ролики. Всёля в очередной раз показывала ей что-то увлекательное. И это снова были бои.
Проходя мимо, я погладила Машку по отросшим волосам, сияющим в ярком свете станционного освещения. Она поймала мою руку, обернулась и улыбнулась. Потёрлась о ладонь щекой и спросила:
— Ольга-се грустная. Бегать надо? Или драться?
Эх, девочка, мне бы поплакать… Я вложила в улыбку всё свою усталость, а печаль спрятала поглубже.
— Спасибо, Машэ, я лучше посплю.
Драться с ней не буду. Уж очень агрессивное у меня настроение — не сдержусь, а девчонка только обрадуется и надаёт мне в полную свою силу. Может, ей и казалось, что она всё ловко скрывает, но я-то чувствовала, что сражается она ну очень осторожно, видимо, опасаясь мне не навредить.
И я спряталась в своей комнате. Поплакала, поцарапала и поколотила эти белые стены, повыла, а когда немного успокоилась, терпеливая и мудрая Всёля позвала:
— Ольга, может, попробуем новый скальпель?
И до мушек в глазах и ломоты в спине мы с ней вместе резали мышей, пытаясь отрегулировать толщину тонкой пенной струи. «Умная» пена заполняла рану, расширяла её, пару мгновений застывала, а потом… Потом я пыталась её разрезать, да так, чтобы не задеть ткани, расположенные под ней.
И задача эта была ничуть не легче, чем впитать всё множество книжных знаний по медицине, что Всёля впихивала в меня, пользуясь любой удобной минутой.
— Всё к лучшему, Ольга, всё к лучшему. Когда бы ещё ты такое придумала? — утешала она меня и подсовывала нового подопытного. – А так – сколько пользы!
Я только кивала и снова бралась за инструменты – не хотелось думать, вспоминать и сравнивать. Работа, только работа!
ГЛАВА 9. Новый квартирант
— Ольга, Ольга! — аккуратно потеребила меня Всёля.
Я поморгала, зажмурилась и снова открыла глаза. Задремала прямо над книгой. Вот засоня! Машэ что-то смотрела на панели, но звук сделала тихонько, чтобы меня не тревожить, — заботливая. Я улыбнулась и потянулась, ощущая радость оттого, что ничего не болит, что разбудивший голос — ласковый и добрый, оттого, что вокруг спокойствие, что я на станции, где очень нужна.
Вот, опять.
— Ольга, нужна твоя помощь. Там, возле входа. Пойди, посмотри.
Я глянула на хроно. Плохо видные в ярком свете станционных ламп цифры показывали, что у нас ранний вечер.
— Быстро нужно? — лениво поднялась с дивана.
— Даже не знаю. Только, Лёлечка, тунику обязательно надень.
И вот это «Лёлечка» встревожило, обдало холодом, как прыжок в ледяную воду. Мгновенно проснулась, растеряла беззаботность. Потёрла лицо, а потом, как была, в белом просторном домашнем платье, побежала к выходу, на ходу вызывая тунику. Только успела крикнуть:
— Машэ, будет пациент!
Распахнула дверь. К лицу плотным сырым покрывалом прижался густой туман с запахом прели, леса и чего-то незнакомого. Сквозь эту пелену и плотные сумерки ничего не было видно, лишь неясные колеблющиеся тени.
— Два шага вперёд.
Я их сделала и остановилась — звуки в тумане причудливо искажались и глохли, но мне послышался то ли стон, то ли какое-то слово.
— Внизу, — подсказала Всёля.
Я резко присела, и моя рука сразу же наткнулась на ткань.
— Всёля, что ж я как слепая! Свет!
Фонарь от входной двери запутался в закручивающихся лохмотьях тумана, и единственное, что я смогла рассмотреть в этом умирающем свете, была фигура в тёмной одежде. Она лежала, будто упавший слепой, неловко, неестественно подогнув голову и вывернув одну ногу. Жив ли человек?
— Жив. Давай его на станцию.
— Транспорт! — скомандовала я, и фигура чуть приподнялась и поплыла к источнику света. — Всёля, давай стол прямо в приёмном зале.
— Он останется у нас какое-то время, — тихо прошелестело у меня в голове.
— Всё так плохо?
— Даже хуже...
— Тогда отдельную комнату.
Провожая взглядом плывущую к двери лежащую фигуру, я потёрла плечи — этот туман явно был не лучшим соседом для моего легкого платьица.
Когда оказалась среди привычных белых стен, а дверь за моей спиной с тихим шипеньем закрылась, я облегчённо выдохнула. Надо же, а ведь даже не заметила, что там, снаружи, неясная тревога плавила всё внутри, мешая думать. Даже находку нашу не рассмотрела как следует, пока не зашла внутрь.
А посмотреть было на что. Мужчина. Кажется, очень высокий, в длинном плаще, закрывающем его от шеи до пят. И мне не показалось — он действительно лежал вниз лицом, и не только ноги и голова были в неловкой позе. Оглянулась — Машэ уже и след простыл. И хорошо. Чую, что-то тут совсем плохое.
— Всёля, давай быстро на осмотр. Что там?
Транспорт резво двигался в коридор к лаборатории. Там уже была дверь в новую комнату.
— Сейчас сама всё увидишь.
И я увидела. Когда перевернула мужчину с помощью всё того
