у тебя откуда?! – словно обжегшись, отбросил подполковник Камышев листок с печатью доспехов «железного Феликса» и зловещими буквами, расползающимися бурыми пятнами: «Товарищу Сталину! Совершенно секретно!»
– Не могу сказать, – ещё более усугубил интригу Арсений, зловеще хмурясь и пряча листок за пазуху. – Сами понимаете, у них там, в Сети, свои правила. Шаг вправо, шаг влево – и забанят на форуме, кликнуть не успеешь.
– Да-да, это конечно, – вытер мгновенно вспотевшую лысину Виктор Сергеевич. – Ты там осторожнее. – И с тоской глянул на капитана Точилина. – Что думаешь предпринять?
– Да ничего уже предпринимать и не надо, товарищ подполковник, – со сдержанным триумфом произнёс Арсений, откинувшись на спинку стула. – Как-то само собой рассосалось. В общем и целом дело можно считать раскрытым.
– Это как? Как это?! – только и спросил подполковник, подавившись недоумением.
– Да так как-то так, – пододвинул к себе блокнот капитан. – Первое… – обозначил он в блокноте цифру 1. – Мотив теперь нам известен, и, вопреки практике, именно мотив указывает нам как потерпевшего, так и преступников. А не сама жертва на мотивы своих возможных недругов.
– Ни хрена не понял, – честно признался Виктор Сергеевич. – И каков же он, мотив твой? – недоверчиво покосился он на своего подчинённого.
Капитан Точилин выдержал интригующую паузу и произнёс тоном конферансье, отдергивающего занавес:
– «Золотой чемодан». Кстати, отличное название для дела вообще или, по крайней мере, для пункта № 1 – «мотивация».
Глава 24. Дело давно минувшего дня
…По патриархальным просёлкам подмосковной Рублёвки, разбрызгивая лужи на придорожные сугробы, пугая редких прохожих и вездесущих кур, повизгивая тормозами, неслась штабная «эмка». Следом, подскакивая на ухабах, тарахтел трофейный мотоцикл БМВ-39, а ещё чуть дальше рычал, то зарываясь, то вырываясь из снежной грязи, ленд-лизовский «додж».
Чёрная «эмка», подымающая на поворотах каскады грязи, – зрелище вполне привычное и приличное для дачного посёлка «сильных мира сего». Но зимний кросс мотоциклета с седоком в безликом гражданском пальтишке, к тому же здорово перепачканном сажей, – это уже как-то не совсем обычно. А полный грузовик чекистов в шинелях, горланящих и размахивающих автоматами, – уж совсем никуда. Ну не принято было тут с этакой помпой брать «врагов народа», да ещё среди бела дня, – знала маленькая девочка, замотанная в материнский платок так, что только нос пуговкой торчал из-под рыжего шерстяного шалашика.
Чему и дивилась. Иное дело – деликатный ночной стук в ворота, от которого зажигались огни по всей Рублёвке и из-под всех кроватей доставались чемоданчики со сменным бельём, мылом и махоркой. «А чтобы этак, с матюгами, давкой кур и стрельбой?!» – удивлялась девочка.
Удивлялась, потому как не знала, что это далеко не арест. И хоть мчатся за «эмкой» самые настоящие сотрудники госбезопасности, и грозят автоматами не на шутку… Так ведь и в «эмке» сидит отнюдь не британский и даже не папуа-гвинейский шпион! Рулит в ней, мотаясь из стороны в сторону, как ни странно, прямой начальник своих преследователей полковник Жужелица Ф.Ф. А гонятся за ним оперативные его подчинённые: лейтенант Корин в гражданском пальто на трофейном БМВ полевой жандармерии и майор Радский в ленд-лизовском «додже», гружённом бойцами МГБ.
«Как так? – могла бы спросить маленькая девочка в платке и мамином каштановом шиньоне, напяленном для сугреву макушки. – Почему?»
Да потому, что не далее, как минут десять тому, на даче генерала N. Фердинанд Фёдорович взвыл, сначала от боли, но мгновение спустя уже от восторга. Тяжеленный фибровый чемодан с железными уголками и трафаретными штампами «Не кантовать! Не ставить в основание!» – грохнулся ему на ногу чуть ли не с потолка.
Ну, наконец-то! Где только не искала группа полковника Жужелицы этот таинственный «золотой чемодан», главную улику для обвинения генерала в мешочничестве и мародёрстве? Рыскали они в поисках проклятущего чемодана во всех жилищах и обиталищах заговорщика – от московской квартиры до дощатого клозета в богом забытых охотничьих угодьях. И нигде, и ничего. А Сталин серчал, а Берия выходил из себя, и Абакумов гневался, и мама Жужелицы ставила свечки в церкви: «Спаси и пронеси!» Они нашли уже: «4 тысячи метров шелка, парчи, панбархата и других тканей; 323 собольих, лисьих, котиковых, норковых и каракулевых шкуры. Нашли в конце концов шубу из павианьего меха…» А вот где чемодан с золотым компроматом – не выяснили. И вот наконец-то!
Хромированные язычки на замках чемодана отскочили, – и сверкнули золотом германские раритеты, вспыхнули радугой каменья, жемчужными червями поползли ожерелья, и злобно ухмыльнулась чья-то золотая погребальная маска…
Фердинанд Фёдорович обернулся.
Его подчиненные замерли. Один с томиком «Заратустры» на библиотечной лесенке, другой – в камине, где рылся в пепле липовых накладных на получение спирта рядовым Прорвой. Чекисты переглянулись. Одна и та же алчная мысль вспыхнула зелёными волчьими огоньками в их глазах. Как-то сами собой развеялись страхи. «Не так страшен Берия, как его малюют! Ну и что, что Сталин? Что он и впрямь сквозь кремлёвские стены видеть может?» Один выронил томик, другой на четвереньках полез из чёрного зева камина. Оба приближались с утробным рычанием голодных хищников.
И тут, сам не до конца понимая, что делает, полковник Жужелица, лязгнув замками чемодана, схватил его в охапку и головой вперед сиганул в ближайшее окно. Влетел в сугроб, оттуда – в стылую утробу служебной «эмки» и дрожащей рукой повернул ключ зажигания.
…«Эмка» едва не сшибла маленькую девочку, отбросив её в сугроб как тряпочную куклу; дверца машины на повороте распахнулась – и фигурку, замотанную в рыжий платок, накрыло обезьяньей шубой. Будто взаправдашний павиан набросился на невинного ребёнка.
Впрочем, детская невинность – понятие относительное. Практичная девочка тут же задумалась: «Вот что интересно, – совсем не так пахнет эта шуба, как мамин замызганный ватник? Не собачьим дустовым мылом, а такой парфюмерией… – девочка шумно потянула носиком-пуговкой, – что и слов-то не сыскать?!»
И через секунду, путаясь в полах серебристого меха, девочка Фрося бежала вслед за «эмкой», мчавшейся в неведомую страну шикарных одежд и дорогих духов, с колотящимся сердцем и одной только мыслью, бьющейся в висках: «Я буду, буду его домработницей! Только бы выжил!.. Потом я его и сама отравлю…»
Из протокола допроса Ефросиньи Апраксиной, домработницы покойного генерал-полковника в отставке Ф.Ф. Жужелицы.
…О том, что генерал каким-то нечистым путем завладел так называемым «золотым чемоданом», легшим в основание дела «генералов-мешочников», она знала так давно, что иногда казалось – всегда, с самого детства. Но в глаза чемодан никогда не видела.
«Почему?»
– Известно почему, Фердинанд Фёдорович его спрятал.
«А искала?»
– Ещё как! Всю квартиру вверх дном перевернула!
«Почему же тогда не искала в других местах, на даче, например?»
– Так ведь Фердинанд Фёдорович тоже не на даче
