скорчил гримасу недоумённого разочарования:
— Они и так, некоторым образом… неживые… Надо же было такую нелепость заказывать! Хотя, чего это я, мое дело исполнять-с. Не извольте сомневаться-с! Лучший ученик госпожи Доброй Феи-с! Разжалован на свою нынешнюю должность по недоразумению-с. Подавал большие надежды-с, отлично учился и даже писал стихи-с! Пардон, но здесь недокомлект…
Злой Фей никак не мог найти голову Хомута. Тобик показал:
— Там, в кустах посмотрите!
— А, вот, теперь порядочек! Бывал я в этих краях в последний раз в веке девятнадцатом… Красивое было времечко, доложу вам…
За болтовнёй Злой Фей небрежно привинчивал голову Хомута к телу Штыря, как будто большую лампочку в патрон:
— Славно мы кутили у одной барыни… А нынче, я смотрю, и нравы, и речь — изменились совсем! Да-с, бежит времечко…
Фей бросил одно тело и принялся за другое. Теперь он прилаживал голову Штыря к телу Хомута. Тобик попытался вмешаться:
— Извините пожалуйста! Это вот от того голова, а Вы её сюда… Надо туда! Или Вы вообще всё наоборот делаете?
— Не мешайте, молодой человек-с! Чудеса — это вам не шутки! Я, можно сказать, священнодействую-с! А Вы с советами… Нехорошо-с! Вы, барышня, во мне не сомневайтесь! Пристрастие, так сказать-с, имею, не стану отрицать! За это и разжалован в Злые… Но дело свое знаю-с! В лучшем виде-с! — с этими словами Злой Фей отпустил смачный щелбан голове Хомута. Тот ожил, затрясся и начал безумными глазами озираться вокруг. А Фей продолжал:
— Огурчики будут-с! Лучше, чем мама родила-с! — второй ядрёный щелчок пришёлся по лбу Штыря. Оживлённый негодяй передёрнулся и открыл глаза:
— А! А-а-а! Я-я! Это не я! Руки… не мои! Ноги! Ты чё сделал, стрекозёл тупой? Как я буду…
— А-а-а! — выл рядом Хомут. Страшно выпучив глаза, он побежал вниз, споткнулся, упал, вскочил и побежал ещё быстрее. Следом за ним погнался Штырь с воплями:
— Отдай моё, руки, ноги, мои!
Про сокровища оживлённые негодяи даже не вспомнили. Злой Фей напутствовал:
— Эти двое прямиком побежали в жёлтый дом! Или как там у вас нынче эти заведения называются? И надо же вам было, барышня, на такую дрянь единственное желание переводить! Н-да-с! Развязка… Использовали меня, можно сказать, по прямому назначению. А так хотелось хоть разок доброе дело сделать! Теперь чудо своё Вы, извините, про… жалели-с…
Рыжик не выдержал:
— Фей, ну хватит уже! Без тебя людям тошно!
— Людям! А мне, по-вашему, нет? Конечно, я же не человек! Волшебникам, Феям там разным чувства не полагаются? — тут только до Фея дошло, что с ним говорит белка, — А-а! Первое заклятье мещёрских волхвов вот как обернулось… Очень интересненько! Ты, рыженький дружочек, даже не представляешь себе, что ты на самом деле из себя представляешь! Лучше тебе не знать!
Но Рыжик пропустил последнее мимо ушей, у него появилась мысль:
— Не человек!!! Как я, разумный, не человек, но только с руками и карманами!
Бельчонок подбежал к Злому Фею, ухватил его за штанину и стал тащить к пещере с сокровищами.
— Э, ты чего?
— А ну, попробуй, вдруг у тебя получится! Тут только людей убивают!
— Да мне эти красоты как-то без нужды-с!
— Да перестань ты с-кать, тут уже давно так не говорят! Хотел доброе дело сделать, давай попробуем без волшебства! В наш век доктора иногда чудеса делают, но за деньги!
— Правда, что ли?
Тобик подтвердил:
— Да! Бабушка говорила, что это может быть!
— Нет! — закричала Дарёнка, — хватит уже! Он всех убивает, не надо пробовать!
— Меня? — Злой Фей захохотал, — я бессмертный волшебник, всесильный и ужасный!
Сидевший всё это время безучастно Чёрный Казак оживился:
— Ой ли? А ну, подь сюды, глянем!
— А давай! — смешной, маленький помятый человечек с нелепыми крыльями неожиданно выпрямился, стал серьёзным, твёрдым и жёстким. Прямо глядя в глаза Чёрному Казаку он уверенно пошёл в пещеру. Все замолчали в изумлении, и только Дарёнка тихо шептала:
— Не надо, дяденька, не ходите…
Чёрный Казак замахнулся, огненное лезвие сабли сверкнуло в воздухе и ударило прямо по спине странного волшебника. Крылья упали не песок. Закапала кровь. Злой Фей медленно повернул голову и сурово произнёс:
— Не замай, казачок! Мы же с тобой одинаковые. Тебя определили навечно чужое барахлишко сторожить, да рубить людишек, кои не него позарятся. А меня летать и гадости делать, желания обламывать… Тебе не надоело? Задача была тебе поставлена, чтобы ни один человек в пещерке бирюльки не трогал. Ты своё дело справно исполнил. Я — не человек! Вот и крылья у меня… были. Ну сблажила девчонка, по доброте душевной от счастья своего отказалась, чтобы ты лишний грех на душу не взял! Она пожалела, и ты пожалей! Много не убавится, я лишнего не возьму! Уж поверь, служивый! Отплачу, сколь требуется на лечение, остальное верну до копеечки! Авось поставят доктора девку на ноги! Не прохиндеям же тем золотишко, а на доброе дело! Нешто атаманы твои не одобрили бы?
Чёрный Казак отвернулся, с прищуром посмотрел вдаль. С Хопра тянуло речной свежестью. Хотелось дышать.
— Могёт быть, и одобрили… Ты за крылья-то больно не серчай…
— А ничего! Месячишко летать не смогу, потом новые отрастут. Возьму пока больничный, гадости людям не буду делать.
— Так ты, стало быть, и летаешь, всё наоборот стряпаешь, чаво ни попросють?
— Должность такая…
Казак вздохнул полной грудью, смерил взглядом сбившихся в кучку своих гостей, остановился на тоненьких ножках Дарёнки в самовязаных шерстяных носочках:
— Стои тама, подставляй карманы…
Он нагнулся над кучей сокровищ, равнодушно, полной жменей зачерпнул золотых монет и всыпал их в карман драного сюртука Злого Фея.
— Спасибо Вам большое, дяденьки… — Дарёнка опустила глаза и отчего-то покраснела, — я никогда не забуду Вашей доброты!
— Лечися, дочка! — ласковые слова Чёрного Казака звучали неожиданно и странно, — и тебе, спаси Христос… Ить надо, двоих колдовских злыдней доброте научила…
Камень легко, как пушинка, поднялся и захлопнул пещеру. Чёрный Казак постепенно растворился в воздухе, как будто ничего и не было.
На окраине большого города красовалось новое нарядное здание больницы. На стоянку то и дело подъезжали машины и автобусы, по дорожкам сновали люди. Народ смотрелся пёстро и разно: мамы с детишками в разноцветных одёжках, старушки в ситцевых халатах, мужики в камуфляже, медики в светлых костюмах и шапочках. А обрывки разговоров слышались одинаковые: анализы, направления, документы, процедуры, операции…
Рядом с больницей устроен уютный сквер с ёлками и лавочками. Чисто, ухоженно, красиво. Рыженький бельчонок сидел на верхушке одной из ёлок и напряжённо смотрел в окна больницы. Внутрь было никак не пробраться… Две медсестры, только