через заднюю дверь.
Похоже, румын знал географию этого заведения на отлично.
Они выбежали в задний дворик, одну дверь открыв, а другую просто вышибив, потому что она была закрыта на ключ.
Пока полицейские на повышенных тонах разбирались с кожевниками, выясняли, кто это перед ними и что произошло в здании «массажного салона»… моряки, прячась за мусорными контейнерами, ящиками и бочками, которыми был заставлен задний двор, добрались до забора, перелезли через него, и оказалась на другой улочке.
Дальше они, пугая котов и спящих голубей, пробирались сквозь дворики, где на грядках торчали капустные кочерыжки, выглядывала из сарая хорошенькая белая козочка, меланхолично жуя пучок травы, уютно светились окна, задёрнутые вышитыми занавесками.
Потом свернули, следуя за неутомимым проводником, и оказались в заросшей необитаемой части города.
– Срежем путь.
Здесь, среди старых домов и таких же древних ржавых машин, плотно набитых в безлюдные дворы, они шли минут десять и добрались до гавани, только с другой стороны.
Погони вроде нет. Было тихо и тут ещё ни о чем не знали.
– Ну, вот и всё, господа!
Они спокойно поднялись по трапу на судно мимо вахтенного. И, переглянувшись, разошлись по кубрикам.
Веселое приключение подняло всем дух, но Младший радости не разделял.
Что от «свидания», что от глупого побоища осталось только ощущение неправильности. Хотя вроде бы именно эти дела считаются для мужчины главными.
Никакого куража. Отупение.
Неприятно свербели три мысли. Что любовь бывает только платной, разве что платишь по-разному. Что человек – стадное похотливое агрессивное животное. И, наконец, что нормальные люди выживают благодаря тому, что умеют быстро организовываться в стаю и стоять за своих насмерть, а не думать, кто прав, а кто виноват.
С корабля выдачи не было (потому что тяжких преступлений не совершили), и утром норвежцы отправили делегацию, которая заплатила полякам компенсацию.
Поскольку заведение было не очень легальным, скользкую ситуацию замяли. Записей с видеокамер, которые там имелись, почему-то не осталось. Скараоско на это хитро разводил руками.
Но до конца стоянки всей команде было запрещено покидать судно. Что очень многих разозлило.
Конечно, рассерженный капитан Халворсен вычел зарплату за две недели у всех, кто был в том заведении, невзирая на степень участия. Запираться и врать ему было бесполезно.
Как Младший понял, разборки и драки с участием моряков на берегу случались часто, особенно если долго не пускать их проветриться. Поэтому Ярл к этому был готов. Что-то вроде производственного риска.
Но всё равно лично им лучше теперь не появляться в Свиноустье следующие год-два. Городская стража может и не опознает. А вот те самые обиженные ими, или их дружки… Никто не знает, сколько они будут помнить обиду, и приглядываться к каждому подозрительному русскоговорящему.
Ну, да и по хрену. Младший знал, что он здесь вряд ли снова окажется.
А ещё понял, что больше в такие заведения – ни ногой.
Через несколько дней они уплыли из Померании. Младший слышал, что уголь купили выгодно, не смотря на то, что зима ожидалась очень долгой и холодной, а вот продовольственные припасы влетели в копеечку, оказались процентов на двадцать дороже, чем в прошлом году – по той же причине.
Даже в этой небедной гавани желающих наняться на судно хватало. Были как приличные люди, бывшие рыбаки и моряки с других кораблей с опытом. А были и доходяги, оборванные бывшие подмастерья с кузниц, пропившиеся докеры и просто бродяги криминального вида.
Капитан взял всего троих, показавшихся ему грамотными, крепкими и в то же время не очень буйными. Хотя Борис Николаевич тихо ворчал, что появление полноценной польской диаспоры повысит градус русофобии на борту в разы.
Впрочем, это оказалось лишь пугалкой. Представители разных народов умудрялись существовать в рейсах, не провоцируя друг друга. Это вам не твердая земля. Тут подобный погром может закончиться катастрофой.
Александр уже видел достаточно сообществ. И начал приходить к выводу, что все люди на Земле примерно одинаковы. А те разные конфигурации групп, в которые они объединяются, большие и маленькие – определены историей, географией, климатом… даже рационом питания. Но в глубине души отличий мало и почти любого можно «подтесать» и встроить в другую систему, в любой другой механизм.
(Есть и те, кто не встраивается вообще никуда. Но это скорее исключения, чем правило).
Только поэтому и надо держаться со «своими». Чтобы чужой стадной злобе можно было противопоставить свою родную зубастую и клыкастую «стаю товарищей». Но, понятное дело, что это налагает обязательства, которые надо выполнять… или делать вид, что выполняешь. Так Младший сделал для себя окончательный вывод, что у каждого должны быть свои сукины дети, потому что вокруг полно чужих.
А те, кто поступали иначе, пытались искать общую правду и справедливость… чаще всего гены потомству передать не успевали.
«Лечь на тысячу лет в заморозку. Проснёшься, и увидишь то же самое. Люди жрут друг друга, молятся божкам, таскают в нору барахло, лапают самок. И иного не дано».
Глава 6. На берег
На борту снова потянулись дни, наполненные рутиной.
Приобретя какой-никакой опыт, Младший уже не уставал до полусмерти, вот только желания делать записи оставалось всё меньше. Какое-то отупение и опрощение накатывало на него. Он подумал, что если останется тут ещё, то станет похожим на Скараоско, только более грустным и меланхоличным.
Хотя в целом это были неплохие дни. Высшие силы хранили его и всю команду от тяжелых травм и болезней, хотя неприятности, конечно, случались.
Один раз ему пришлось снова обратиться за помощью к садисту-повару, когда занозил ладонь об поддон из нестроганых досок. Несколько дней Саша пытался сам извлечь занозу иголкой, но сделал только хуже. Началось воспаление, кожа вокруг вроде бы небольшого острого кусочка деревяшки сделалась красной и горячей, любое движение кистью руки причиняло боль. Старшие товарищи, видя мучения парня, погнали его лечиться, припугнув возможными последствиями.
– Ещё немного, и только ампутация поможет – привёл последний аргумент Скаро. Повар дал Саше какую-то тряпку.
– И чем это поможет?
«Закуси», – жестом показал швед. А когда Младший сжал эту штуку зубами, ножом вскрыл ему нарыв, залил спиртом и вытолкал в коридор ещё не до конца пришедшего в себя пациента, чтобы не орал тут, как резаный и не травмировал музыкальный слух старого кока, любившего играть на губной гармошке, которую он всегда носил в кармане.
*****
