мне ближе, но костяшки его пальцев коснулись моего бедра, и я не могла вспомнить ни одного из условий, которые придумала.
— Как я уже сказала, ты был абсолютно прав, защищая Дженни. Я не хочу делать ничего, что могло бы навредить ей или осложнить ее жизнь. Или твою жизнь. Так что это должно быть не более чем юридическая сделка. Если мы сделаем это, ничего не изменится. Я живу у себя, ты живешь у себя, правда никогда не всплывет. — Ной снова скользнул костяшками пальцев по моей ноге, но продолжал молчать. Я поспешила добавить: — Я буду твоим живым щитом в любое время, когда захочешь, конечно. Можешь использовать меня как захочешь и столько, сколько захочешь.
Он поднял лицо к небу, медленно качая головой.
— Шей, — пробормотал он и после долгой паузы перевел взгляд на меня. — Ты уверена в этом?
Я рассмеялась. Настоящим, искренним смехом, который пробрал меня до глубины души.
— Я ни в чем не уверена. Абсолютно. Придумываю все на ходу, Ной. Может, у меня получится с «Двумя Тюльпанами», а может, и нет. Не знаю. — Я пожала плечами. — Но к черту, давай выясним это. Верно?
— А после того, как наследство будет оформлено? Что потом?
— Разведемся, — сказала я. — Ничего не должно измениться.
Ной посмотрел на коров, на Дженни. Его костяшки пальцев продолжали свой едва заметный круг по моему бедру. Казалось, что его прикосновение было не намеренным.
— Ты… я имею в виду, все ли в порядке? Ты здесь в безопасности. Верно? Нет преследователей, нет жестокого бывшего, о котором я должен знать?
Когда было подходящее время объяснить, что меня бросили у алтаря меньше двух месяцев назад? И нужно ли было это объяснять? Я так не думала. И мне хотелось, чтобы люди перестали спрашивать, все ли в порядке, потому что у меня не было четкого механизма, чтобы ответить «нет». Ожидаемый ответ всегда был «да», а все остальное было социально токсичным.
— Ни преследователя, ни жестокого бывшего. Просто обычные отношения. Ты знаешь, как это бывает. Идеальные в один день, полный мусор в другой. Если ты не против, я бы предпочла оставить все как есть.
— Мы можем это сделать. — Он кивнул и прижал костяшки пальцев к моему бедру слишком сильно, чтобы это было не намерено. — В Род-Айленде нет периода ожидания для получения разрешения на брак. Любая мэрия может выдать лицензию и провести церемонию.
— Не здесь, не в Френдшипе, — сказала я. Жаль, что сегодня у меня не было с собой бутылки с водой. Было бы неплохо иметь что-то, с чем можно было бы возиться во время переговоров об условиях брака. — Город маленький. Он слишком… ну, ты знаешь. Люди болтают. А мы этого не хотим.
— Да. Согласен. — Он заглянул внутрь амбара. — В Провиденсе было бы лучше.
Он хранил эту информацию в своем большом мозгу или искал ее? Ожидал ли, что я приму его предложение?
— Точно. Провиденс.
— Ты свободна завтра? В полдень? Джен с Гейл до трех, если тебя это устроит.
Очевидно, нельзя было терять ни минуты.
— Я обустраиваю класс и готовлюсь к первому дню, но это все в мое личное время. Я не обязана находиться в школе до пятницы.
Ной нахмурился и покачнулся на пятках.
— Тогда я заеду за тобой завтра в школу. В одиннадцать. Я составлю брачный контракт сегодня вечером.
Ной вошел в доильный зал, оставив меня смотреть ему вслед.
Глава 12
Шей
Учащиеся смогут научиться соблюдать обычаи и традиции.
В день своей второй свадьбы в этом году я отказалась от платья, которое стоило дороже большинства компактных автомобилей и требовало трех человек, чтобы затянуть меня в него, и выбрала ярко-розовый комбинезон.
«Взрослый комбинезон», как сказала бы Дженни.
У него был милый маленький вырез на спине, что делало его слишком рискованным для ношения во время уроков, но вполне подходящим для написания имен на табличках, наклейках в детском уголке и папках на дом.
Серьги-крабы из бисера, достаточно китчевые, чтобы не казаться жуткими, задевали мою шею при каждом движении. Эти серьги кричали громче, чем все, чем я владела, они как бы говорили: не идеально, не свадебно, не проблема.
Я потратила много сил на то, чтобы рассматривать это как деловое соглашение, а не как брак. Мне нужна была эта изоляция. Это был единственный способ спастись от воспоминаний о моей первой брачной попытке. И дело было не только в воспоминаниях. Это были и мысли о худшем сценарии. Изменял ли мне бывший жених? Изменял ли всегда? Был ли он с той женщиной сейчас? Что она предложила такого, чего не хватало мне? Что я сделала не так?
Добавьте сюда травму от того, что моя жизнь разорвалась на части, а друзья и родственники ахали от ужаса, что неудивительно. Все татуировки, покраска волос и пьянство в мире не смогли стереть этот беспорядок из моей памяти.
Но и сидение в этом бардаке не могло его стереть. Ксавьер жил своей жизнью. Он не бродил по тюльпановой ферме, не резал себе пальцы, пытаясь собрать разбитые части себя в порядок, который имел бы смысл для этой свежей, новой версии его жизни. Я знала это с большей уверенностью, чем все остальное о нем.
Это была еще одна причина того, что серьги были в виде крабов. Он ненавидел эти вещи. Омаров и рыбок кои. И осьминогов тоже. Ненавидел все мои странные и удивительные вещи, и какое-то время убеждал меня, что мне они тоже не нужны. И я не должна была их хотеть.
Мне стало интересно, что еще я потеряла на этом пути. От чего отказалась. И почему позволила этому случиться.
Ответ Джейми на это деловое соглашение был коротким и прямым.
— Это не фильм «Холлмарк», — сказала она вчера вечером. — Тебе не позволено забыть о городской жизни, потому что один секси фермер приносит тебе свежеиспеченный хлеб и предлагает спасти землю твоей бабушки. Ты вернешься ко мне, куколка. Им не дано тебя удержать.
— Это временно.
— Все так говорят.
— Поверь мне, — сказала я. — Я вернусь.
Она фыркнула.
— Просто подожди, пока папочка-хлебопек не угостит тебя своим багетом.
— Ты этого не говорила. Я отказываюсь верить, что ты сказала эти слова.
— Был ли это мой лучший момент? Нет. Беспокоит ли меня то, что у меня пять индивидуальных учебных программ и три поведенческих, нуждающихся в практической помощи? Да. Если эта неделя не закончится наймом еще одного ассистента преподавателя, то я
