не относится к нему должным образом, то со временем изменится, потому что в нем очень много любви, которой хватит на двоих. Оставалось найти деньги…
Иван Федорович сделал небольшую паузу, во время которой украдкой взглянул на Алексея Карпухина. К бледности и бессилию сына медника прибавилось полнейшее безразличие ко всему происходящему. Это явно читалось в его потухших глазах. Было видно, что он уже смирился с предстоящей участью и готов был сдаться. Судебному следователю оставалось совсем немного постараться, чтобы окончательно его дожать.
– Смею предположить, что молодой человек уже подумывал о том, чтобы убить и ограбить знакомую вдовствующую старуху, проживающую с ним в одном дворе. Старуха ссужала под проценты, у нее, без сомнения, имелись деньги и ценные бумаги и кое-какие безделушки. А ей было уже далеко за семьдесят. И куда ей все это добро? В могилу вместе с собой? Или оставить его своим наследникам, у которых и так все есть? Несправедливо. Лучше все это у нее отнять. И разрешить сразу три задачи: восстановить справедливость, о которой мы говорили выше, получить возможность жить иначе, нежели до сих пор, и одновременно с этим изменить обстоятельства, заставляющие Катьку-шоколадницу заниматься своим непотребным ремеслом. А поскольку молодой человек не единожды бывал на квартире старухи, помогая ей по-соседски, то, где хранятся ценные бумаги и деньги, он прекрасно знал. А еще он знал, что ключи от комода и шкатулок старуха всегда носила при себе.
Иван Воловцов снова мельком взглянул на Алексея Карпухина. Казалось, еще чуть-чуть, и он либо разрыдается, либо упадет в обморок. Надлежало продолжать в том же духе…
– И молодой человек начал готовиться к своему злодейству. Но старая женщина практически никуда из своего флигеля не выходила, разве что по вечерам в дом к своему внуку и его жене поиграть в карты. Кроме того, во флигеле проживали еще ее горничная и кухарка. Так, чтобы подгадать подходящий момент, когда во флигеле никого не будет, надо было обзавестись большим терпением и очень постараться… И вот наступило двадцать восьмое августа, – почти торжественно объявил Воловцов. – Вечером, отпустив кухарку по ее надобностям, старуха, по своему обыкновению, покинула флигель черным входом и ушла к внуку и его жене играть в карты. Ее горничная, воспользовавшись этим, тоже ушла из флигеля, закрыв его на ключ. Наступил момент, который молодой человек так долго ждал. Кроме того, поутру следующего дня должен был приехать сын старухи, и, как долго он у нее задержится, было известно одному богу. Стало быть, настала пора действовать… Молодой человек через оконную форточку проникает в спальню старухи и прячется за шкафом. Он ждет ее в темноте, лихорадочно соображая, что и как он будет делать, когда добудет ключи. Наконец раздаются шаги: в спальню входит старуха, а следом за ней горничная. В руках у последней большая керосиновая лампа. Она ставит ее на столик возле кровати старухи, помогает ей раздеться, после чего, подкрутив фитиль лампы, уходит. Старуха запирает дверь на крючок и ложится, отвернувшись к стенке. Выждав еще какое-то время, молодой человек выходит из своей засады, подходит к кровати и наносит лежащей старухе удар припасенным заранее кинжалом. Однако старуха вместо того, чтобы отдать богу душу, с криком вскакивает с кровати и набрасывается на молодого человека. Отбиваясь, он наносит ей еще один удар кинжалом и попадает точно в печень. Удар смертельный, старуха падает на пол. В это время он слышит шум в девичьей комнате. Он срывает крючок, распахивает дверь и видит на пороге горничную Сенчину. В руках у той подсвечник. Недолго думая, он наносит ей смертельный удар кинжалом, и она, выронив подсвечник, падает замертво. Потом он возвращается в спальню старухи, находит ключи от ящиков комода и шкатулок и…
– Это был подпилок…
Голос Алексея прозвучал еле слышно, однако присутствующим в гостиной показалось, что это был отчаянный крик.
– Что? – спросил Воловцов, чтобы еще раз услышать долгожданное признание.
– Это был не кинжал, а подпилок, – повторил Алексей Карпухин. – Я его просто подточил как надо…
Карпухин-старший застонал. Он схватился за голову и сполз по стене на пол.
– Что ты такое говоришь? – сестренка Ульяна, ничего не знавшая, в отличие от Федота Никифоровича и Елизаветы Ильиничны, о том, что это ее брат Алеша порешил старуху-генеральшу и ее служанку, во все глаза смотрела то на брата, то на судебного следователя. Она решительно отказывалась верить услышанному и еще не понимала, что пройдет не так уж много времени и она останется в этой квартире одна. Впрочем, вряд ли она останется жить в этой квартире. Тальские ее наверняка прогонят…
– После свершения преступления вы его выбросили? – спросил судебный следователь по особо важным делам, имея в виду подпилок.
– Да. – Алексей Карпухин правильно понял Воловцова.
– Куда?
– Утопил в Лыбеди, – последовал ответ.
– После того как вы нанесли удар подпилком горничной Сенчиной и, вернувшись в спальню генеральши Безобразовой, нашли ключи, вы… – Воловцов замолчал и вопросительно посмотрел на сына медника.
– …стал открывать замки ящиков комода и шкатулок, – продолжил рассказ Алексей. – В одной из них я обнаружил деньги, в другой несколько брошей и сережки. А в одном из ящиков комода среди белья лежали три процентных тысячерублевых билета…
– Один билет вы дали на сохранение Катьке-шоколаднице, – продолжил за Карпухина-младшего Иван Федорович. – Второй билет поменяли, скорее всего, в Москве. И найденные нами семьсот шестьдесят восемь рублей – это остатки от второго процентного билета. Так?
– Так, – глухо отозвался сын медника.
– А где третий билет?
Алексей Карпухин отделился от стены и отправился на кухню. За ним тенью скользнул опытный городовой Зотов: а ну как подозреваемый попытается нарезать плеть?[23] Случается, что не только такие, как этот сын медника, но и тертые калачи норовят сплетовать[24], покуда их под стражу не взяли. Так что береженого бог бережет…
Карпухин-младший вернулся из кухни со старым медным чайником без крышки, которым, похоже, давно не пользовались. А стоял он на кухне потому, что жалко было выкинуть…
– Третий билет здесь, – произнес парень и протянул чайник Воловцову.
– Где? – заглянул внутрь чайника судебный следователь по особо важным делам.
– Здесь, – постучал по донышку чайника Алексей Карпухин. – У чайника я сделал второе дно. А между ними запаял тысячерублевый билет.
– Вы слышали, понятые? – громко спросил Иван Федорович.
– Слышали, – отозвался один из понятых.
Медный чайник перекочевал из рук Карпухина-младшего в руки судебного следователя, после чего тот передал чайник помощнику пристава Голубицкому. Сам же Воловцов продолжил допрос Алексея, записывая за ним почти дословно…
– Что было после того, как
