очередного этапа состязания Ольги Назаровой и Петра Романова, все это время показывали пустой домик на берегу Черного моря. Время шло, а герои все не появлялись. Вот тогда на организаторов состязаний и посыпались претензии, к которым вскоре присоединились недоуменные вопросы родственников участников состязаний, которые никак не могли понять, а, собственно, где их дети? Это было более, чем странно. И у Долгова была куча вопросов, и не понятно какой был из них главнее всего: почему начали, почему не проследили, и кто, собственно, будет за все это брать ответственность? Ведь все правила изначально были прописаны. Сначала участников собирают в школе и только затем отправляют по местам их размещения, чтобы никого случайно не потерять. Эти вопросы вызывали только злость и раздражение, и мешали адекватно мыслить и думать.
— Так старайтесь выяснить, что произошло, как можно скорее, — император проявлял нетерпение. Совсем недавно его племянницу пытались похитить, и вот сейчас, похоже, тому, кто это затевал, удалось задуманное. Только было не до конца понятно причем тут Романов? Скорее всего, с главой клана, который и так стоял у него поперек глотки, предстоит довольно вдумчивый разговор, что еще больше приводило императора в состояние бешенства, потому что последнее, чего он хотел — это иметь с Романовым что-то общее, связывающее их вместе. А если окажется, что его внука похитили в довесок к Ольге, то Петр Романов этого точно просто так не оставит, не та порода.
— Я стараюсь, — буркнул Долгов, направляясь к домику. — Можно подумать, что это так легко сделать.
Неподалеку от того дома, куда он шел, стоял точно такой же дом, дверь которого распахнулась и оттуда выскочила довольная Настя Клыкова, держащая в руке полностью собранный хрустальный шар, который являлся не только ее заданием, но и подсказкой к следующему. Заметив столпившихся неподалеку людей и самого императора, который был мрачнее тучи, она перевела взгляд на Долгова, который в этот момент раскинул руки в стороны и погрузился в нижние слои Астрала, запуская диагностику чар, окутавших соседний домик. А потом уже она заметила деда Петра, который нервно бил по песку тростью, напряженно наблюдая за Долговым.
Клыкова решительно сунула шар в карман и подошла к Петру Романову.
— Простите, Петр Алексеевич, а что, вообще, происходит?
— Сбой телепортации, если я правильно понял невнятное бормотание Долгова, — дед ее Петра нахмурился еще больше, вглядываясь в развернувшуюся сеть внушительного заклятья.
— Сбой в телепортации? — Настя еще раз огляделась по сторонам. — А где Петр? Это в его телепортации произошел сбой? — дед Петра кивнул, и она закусила губу, с тревогой глядя на колдующего Долгова. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие, и она, приложив к нему руку, начала наблюдать за тем, как в стройной сети заклинания то и дело вспыхивали золотистые искры, говорящие знающим магам, что с самим заклятьем что-то явно не так. Но единственное, что она могла бы сказать точно, так это то, что сам Петр был жив. Если бы с ним что-то случилось, она была первая, кто смог бы почувствовать его гибель.
Глава 18
Я очнулся в какой-то пещере, лежа на холодной каменном полу, со связанными за спиной руками. Все тело затекло так, что я даже не смог сначала пошевелиться. Как только мне это удалось, пришла боль, отрезвляющая лучше колодезной воды.
— Где мы? — раздался тихий мужской голос. Говорили все на том же французском языке. Я поморщился. Похоже, моим надеждам услышать в этой первобытной глухомани родную речь не суждено сбыться. Кое-как приняв вертикальное положение, с трудом сел, прислонившись спиной к стене, необработанные каменные грани которой тут же врезались в спину.
Помещение, где я очутился, было небольшим, едва вмещающим в себя двух мужчин, помимо меня, которые выглядели потрепано и сидели друг напротив друга и оглядывали помещение вместе со мной. Как я понял, пришли в себя мы одновременно, что говорило только о том, что к нам было применено еще какое-то заклинание в довесок к физическому воздействию. С одной из сторон виднелась металлическая решетка с толстыми прутьями. Что находилось за ней, разглядеть было невозможно. Свет, падающий откуда-то сверху на нас, слепил и создавал ощущение черной пустоты там, куда шел выход из этой камеры.
— Я не знаю, Жан, последнее, что я помню, как на нас напали местные аборигены, когда нас прибило к берегу, — один из них покачал головой и посмотрел в мою сторону. — Ты кто такой?
Ответить я не успел. Раздались громкие шаги и лязгающий звук открывающейся решетки. В камеру зашли три мужика, практически копии тех, кто напал на меня в доме этой суки-жрицы. Подойдя ко мне, один из них схватил меня за волосы, запрокинул голову и попытался влить в рот содержимое какой-то глиняной пиалы, которая находилась у него в руке.
Я попытался призвать силу, но почувствовал лишь ее небольшой ответ, который отразился небольшой искрой, выходящей наружу из одной из рук, не хватившей даже на то, чтобы поджечь веревку, сковывающую мои руки. Я был опустошен. Та стычка и использование щитов полностью истощили меня. Это было досадно, но совершенно ожидаемо.
Мотнув головой, не дав поднести пиалу к моим губам, я перекатился на бок и сделал резкий взмах ногой, подсекая бугая, заставляя того упасть на спину от неожиданности и вылить на себя ту мутную жижу, которой он хотел меня напоить.
В том положении, в котором оказался, я понимал, что мало что могу сделать, но покорно выполнять их требования точно не входило в мои планы. Лучше уж потрепыхаться перед смертью.
Двое мужиков, вошедших вместе с тем, который проворно поднимался на ноги, прожигая меня злобным взглядом, подхватили меня за локти, заставляя подняться. Что характерно, меня не пытались бить, даже тот, который получил пинок, лишь злобно скрипнул зубами. Один из них схватил меня за волосы, снова запрокидывая тем самым голову назад. Насильно открыв рот, мне все же влили то, что собирались, зажали нос и проследили, чтобы я, сделав судорожный глоток выпил эту мерзкую жижу, после чего бросили на пол, как тряпичную куклу, и тут же вышли из камеры, вновь оставляя нас одних.
На вкус варево было похоже на навоз, смешанной с болотной водицей. По крайней мере, ощущение от ее испития были именно такими. Голова начала кружиться, а перед глазами появилась белесая пелена. Слова моих невольных сокамерников никак не хотели достигать мозга, поэтому я
