мерцали огни, но звуки столицы не долетали до королевского дворца. Сульдрун и Эйлас пробежали по сводчатой галерее, нырнули в туннель и проскользнули в старый сад через дощатую дверь в стене Зольтры. Эйлас вынул зеркало из-под туники:
– Персиллиан, я задал тебе один вопрос и постараюсь больше ничего не спрашивать, пока не возникнет такая необходимость. И теперь я не спрашиваю тебя, каким образом мне следует тебя спрятать, чтобы выполнить твою просьбу, но если ты желаешь дать более подробные указания, я тебя выслушаю.
Персиллиан поспешно заговорил:
– Спрячь меня, Эйлас, спрячь меня сейчас же под старым лимонным деревом. Под камнем, где любит сидеть Сульдрун, есть трещина – спрячь туда меня и все золото, что вы взяли с собой. Торопись, времени почти не осталось!
Эйлас и Сульдрун спустились к часовне. Эйлас направился дальше по тропе к старому цитрусу; приподняв плоский камень под деревом, он нашел расщелину и поместил в нее Волшебное Зерцало и завязанные в шейный платок драгоценности.
Сульдрун подошла ко входу в часовню и остановилась, удивленная отблеском пламени горевшей внутри свечи. Она открыла дверь и зашла внутрь. На скамье за самодельным столом дремал, положив голову на руки, брат Умфред. Глаза его открылись, он поднял голову:
– Сульдрун! Вернулась наконец! Ах, Сульдрун, непутевая баловница! Где ты проказничала? Чем ты занималась за стенами своего маленького королевства?
В испуге и смятении Сульдрун молчала. Брат Умфред приподнял грузное тело и стал приближаться, расплывшись в обаятельной улыбке и полузакрыв глаза, словно слегка разъехавшиеся в разные стороны. Он взял похолодевшую Сульдрун за руки:
– Драгоценное дитя! Где ты была?
Сульдрун попыталась отойти, но хватка проповедника стала крепче.
– Я бегала во дворец за плащом и платьем… Отпустите мои руки!
Брат Умфред только прижался ближе. Дыхание его участилось, физиономия порозовела:
– Сульдрун, прелестнейшее из земных созданий! Знаешь ли ты, что я видел, как ты танцевала по коридорам с дворцовым лакеем? И я спросил себя: «Неужели это безупречная Сульдрун, целомудренная Сульдрун, такая задумчивая и скромная?» И я сказал себе: «Нет, не может быть! Однако, возможно, она не так уж холодна, как притворяется?»
– Нет, нет! – выдохнула Сульдрун, пытаясь выдернуть руки. – Пожалуйста, отпустите!
Умфред не отпускал ее:
– Сжалься, Сульдрун! Я человек милосердный и снисходительный, но даже я не безразличен к красоте! Давно, драгоценная Сульдрун, я мечтал отведать твоего сладостного нектара – и не забывай, что ради тебя я готов пожертвовать святостью рукоположения! Так что теперь, драгоценное дитя, каковы бы ни были твои ночные похождения, они только разгорячили мою кровь. Обними меня, золото мое, радость моя, моя нежная проказница, лукавая притворщица!
Эйлас вернулся ко входу в часовню. Сульдрун заметила его и движением головы предупредила: отойди, не показывайся! Подняв колено, она уперлась монаху в брюхо и оторвалась от него:
– Жрец! Мой отец услышит о твоих приставаниях!
– Твой отец плевать на тебя хотел, – желчно ответил брат Умфред. – А теперь не трепыхайся! Или мне придется причинить тебе боль, чтобы наше соитие увенчалось успехом.
Эйлас не мог больше сдерживаться. Он выступил вперед и заехал священнику кулаком в висок – тот повалился на пол. Сульдрун с отчаянием сказала:
– Эйлас, было бы лучше, если бы ты спрятался.
– И позволил бы этой похотливой твари тебя насиловать? Да я ему шею сверну! В самом деле, почему бы не свернуть ему шею – и дело с концом!
Держась за стену, брат Умфред с трудом поднялся на колени – в широко раскрытых глазах его мерцали отблески пламени свечи.
Сульдрун с сомнением произнесла:
– Нет, Эйлас. Я не хочу его смерти.
– Он донесет королю.
Отталкивая воздух ладонями, брат Умфред возопил:
– Не донесу, никогда! Мне доверяют тысячи сокровенных тайн – я их храню, как свои собственные!
– Пусть он засвидетельствует наш брак, – задумчиво сказала Сульдрун. – По сути дела, жрец мог бы обвенчать нас по христианским обычаям. Они не хуже любых других и в последнее время считаются законными.
Держась рукой за голову и что-то бессвязно бормоча, миссионер поднялся на ноги.
– Тогда венчай нас, раз ты жрец, – сказал ему Эйлас. – И чтобы все было по правилам!
Брат Умфред одернул рясу, пытаясь придать своей осанке какое-то достоинство:
– Обвенчать вас? Это невозможно.
– Возможно, – возразила Сульдрун. – Ты же венчал прислугу во дворце?
– В часовне Хайдиона!
– Здесь тоже часовня. Ты сам ее кропил святой водой.
– Но она осквернена! В любом случае только крещеные христиане могут причащаться к таинствам.
– Так окрести нас, и поскорее!
Брат Умфред с улыбкой покачал головой:
– Прежде всего новообращенные должны принять истинную веру и должным образом приготовиться. А во‐вторых, король Казмир будет в ярости. Он отомстит и вам, и мне, и отомстит страшно!
Эйлас вытащил из поленницы увесистую корягу:
– Жрец, эта дубина отомстит тебе раньше короля Казмира. Венчай нас сию минуту – или я проломлю тебе башку!
Сульдрун взяла его за руку:
– Эйлас, не надо! Обвенчаемся так, как это делают крестьяне, а он засвидетельствует обряд. И не нужно никакого крещения. Язычники мы или христиане – какая разница?
Брат Умфред снова не согласился:
– Я не могу участвовать в языческом обряде.
– Можешь! – не допускающим возражений тоном сказал Эйлас.
Сульдрун и Эйлас подошли к столу и произнесли заклинание крестьянского свадебного обряда:
– Да будет всем известно, что мы нераздельно соединены узами брачного обета!
Мы клянемся делить отныне хлеб насущный.
Молодожены разделили корку хлеба и съели ее.
– Отныне нас поит один и тот же родник.
Они выпили воды из одной чарки.
– Отныне нас греет один и тот же огонь.
Они поднесли ладони к пламени свечи.
– Отныне в наших жилах течет одна и та же кровь.
Эйлас взял у Сульдрун шпильку для волос, проколол невесте подушечку указательного пальца, сделал то же самое со своим пальцем и приложил каплю своей крови к капле, выступившей на пальце Сульдрун.
– Отныне сердца наши едины в любви и согласии.
Молодожены поцеловались и улыбнулись.
– Посему мы торжественно заявляем, что вступили в брак и стали мужем и женой согласно законам человеческим и велениям благосклонной природы.
Эйлас отнял у проповедника поясную суму, порылся в ней и вынул перо, флакон с чернилами и свиток пергамента:
– Пиши, жрец: «Сегодня, такого-то числа, я засвидетельствовал бракосочетание Сульдрун и Эйласа». И подпишись своим именем.
Брат Умфред трясущейся рукой оттолкнул протянутое перо:
– Гнев короля Казмира обрушится на мою голову!
– Гнев моей дубины обрушится на твою голову! Пиши!
