худой конец, просто напиться. А так как в те суровые времена советским морякам за границей по одному ходить запрещалось категорически, следовало срочно найти компромисс. Когда принялись его искать, выяснилось, что сделать это было достаточно просто. Предварительно выпить и закусить согласились без лишних разговоров все и приступили к этому делу немедленно. Осмотр древностей и ходьбу по магазинам решили оставить на потом, а после и вовсе отменили. В итоге из всех намеченных дел выполнить удалось только одно — напиться, но зато это было произведено качественно и со всем возможным старанием: с мордобоем, купанием в фонтане и почти что международным скандалом. Чернооким итальянкам так и не посчастливилось оказаться в объятьях горячих одесситов.
— А вообще, скажу я вам, женщин красивых в Италии нет. Видел двух, да и те при ближайшем рассмотрении оказались русскими! — подвёл итог рассказчик, словно оправдываясь за постигшую в амурных делах неудачу.
Я не стал дословно пересказывать красочный, унизанный неподражаемыми одесскими перлами рассказ о похождениях озабоченной троицы, потому как такое невозможно воспроизвести, да и речь сейчас не о том, но это было, действительно, очень смешно. Скажу только, что не реже, чем каждые пять секунд рассказ прерывался дружным хохотом.
Затем пошли одесские анекдоты. Каждый настоящий одессит знает их невероятное количество и рассказывает с таким мастерством, что, слушая, подчас невозможно удержаться на стуле. Первым выступил Жора Бельмондо с таким вот спичем:
«— А вы по национальности…?
— Да. А вы?
— Нет.
— А шо так?»
Борис, тряхнув кучерявой головой, принял эстафету:
«— Изя, шо, правда, что ты отдал бандитам всё золото и деньги?
— Таки да… Они вставили в зад паяльник, на пузо утюг… и подключили к току!
— И ты сразу отдал?
— А шо, ждать пока за свет накрутит?»
Тему экономии электроэнергии под гомерический хохот присутствующих тут же подхватил одесский Дед:
— «Моня жалуется другу:
— Мне попалась типичная извращенка. Включит свет везде и ходит голая!
— Ну и шо?
— Как шо? А по счётчику платить мне!»
И вновь Жора Бельмондо перехватывает инициативу:
«— Наум Абрамович, а вы куда?
— Таки Сёма, шоб ты знал, скажу тебе за твой интерес: я иду покупать яйца!
— На Привоз или к тёте Циле у лавку?
— У тёплое море!»
Анекдоты сыпались как из рога изобилия, некогда было перевести дух, мне уже было больно смеяться, я боялся, что после очередного спазма не смогу вновь начать нормально дышать, замполит, ухохатываясь, катался по полу. Доктор Ломов подпрыгивал на стуле, сучил ножками и едва не напустил под стол лужу. Лишь исполнители сидели невозмутимо серьёзные, виртуозно нанизывая фразы и слова, вызывая у народа всё новые и новые приступы хохота.
Жена просыпается с похмелья и спрашивает у закодированного мужа:
— Когда ты пил, что делал, если наутро у тебя голова болела?
— Пи@дёж твой слушал!..
Во время очередного приступа хохота поперхнулся и чем-то подавился красномордый капле́й. Он стал сипеть, задыхаться, стремительно наливаться краской и цветом скоро походил на огнетушитель ОП-5, висящий на переборке у него за спиной. Затем бедняга принялся синеть, биться в конвульсиях и, возможно, умер бы, что было бы, впрочем, тоже смешно, если учесть, что действие происходило на госпитальном судне, и половина из сидящих за столом были врачи, но доктор Ломов не растерялся, и продолжения веселья не последовало. Он со всей силы врезал до половины сползшему под стол капле́ю между лопаток. От этого медицинского вмешательства изо рта несчастного, ставшего уже фиолетовым, как флотские уставные трусы, со свистом вылетел и покатился по столу какой-то предмет. Им оказалась сочная, слегка придавленная маслина. Невозмутимый Ломов наколол её на вилку и со словами: «Ты это… брат… кончай прикалываться, на, вот… доедай!» — передал её уже слегка пришедшему в себя капле́ю.
Глава 28
О национальной гордости и низкопоклонстве, или К чему порой приводят идеологические разногласия
Где-то в это же время штурман с Верочкой вернулись к столу. Губы их были влажные и распухшие, глаза светились неподдельными нежностью и любовью. Он трогательно кормил Верочку расплавленным шоколадом с ложечки. Она эротично облизывала губки и беспокойно ёрзала у штурмана на коленях, словно что-то нащупывая. По всем признакам, грехопадение Борисыча было неизбежным.
Разговор между тем вновь свернул на политику и принял, разумеется, антисоветский уклон. Пусть вам не покажется странным, что выпивающие в компании очаровательных барышень офицеры ведут несколько нетипичные для такой ситуации разговоры. Напомню, что время было бурное, перестроечное. Политика лезла изо всех щелей, и дурным тоном считалось не интересоваться ею, не иметь по ряду вопросов своё особое мнение. Замечу, что оригинальностью суждений никто не отличался, особое мнение большинства состояло в том, чтобы посильнее охаять настоящее и прошлое своей страны и пропеть дифирамбы Западу.
Вот и на этот раз кто-то решил покрасоваться — принялся излагать как свою версию начала Второй мировой войны по недавно вышедшей книжке одного предателя и перебежчика, бывшего офицера КГБ. Штурман нервно заёрзал на стуле, и Верочка, потеряв точку опоры, недоумённо посмотрела на него.
Рассказчик между тем, камня на камне не оставив от официальной версии, договорился до того, что это Советский Союз напал на Германию в сорок первом году, и что немцы просто вынуждены были защищаться.
Щедро сдобренная сомнительными фактами его речь, как ни странно, нашла отклик у многих сидящих за столом. Послышались возгласы:
— Прибалтику и Западную Украину перед самой войной присоединили! В Финляндию в сороковом году полезли! Кто звал, спрашивается?
— Сталин с Гитлером сначала договорились, Пакт о ненападении заключили, а потом что-то не поделили!
— Командный состав наполовину репрессировал! До Москвы отступать пришлось!
— На фанатизме вылезли! Народ — как пушечное мясо!
— И заградотряды за спиной!
— Зато пол-Европы потом захватили! Освободили, называется! Вон они, страны народной демократии, из Варшавского договора все сейчас норовят сбежать!
— И сбежали бы уже давно, если бы не наши войска там!
— А я читал, что в Германии после прихода русских ни одной не изнасилованной женщины не осталось!
Штурман ещё больше занервничал, заёрзал на стуле, отчего Верочка едва не свалилась на пол.
— А вот Максим Борисыч на этот счёт имеет своё особое мнение! — игриво прощебетала она, вновь поудобнее устраиваясь у штурмана на коленях.
— Да что вы тут все, как будто вам, как и Резуну, за антисоветчину деньги платят?! Да листал я этот поганый пасквиль, до сих пор противно! Руки отмыть не могу! Почему вам, как мазохистам каким-то, самих себя постоянно высечь хочется? Почему из массы фактов вам, как той свинье, надо вытащить
