— Ва-а-ау! — очарованно тянет она. — Она у тебя полкомнаты заняла!
— Да, шкаф пришлось немного передвинуть. Теперь думаю обои переклеить, — делюсь я планами с подругой.
— А свою старушку-развалюшку куда дела?
— Сборщикам было велено разобрать и вывезти.
— Ну теперь-то ты поняла, как тебе с мужиком подфартило?
Я переключаюсь на фронтальную камеру и сажусь на край новой кровати. От томительного предвкушения, что сегодня буду спать на ней в объятиях Демьяна, прикусываю губу.
— Лан, мне в жизни ничего не доставалось легко, ты же знаешь. Поэтому я и сейчас не до конца верю, что происходящее реально. Каждый миг жду пинка судьбы.
— А может, пришло твое время? — улыбается она. — Перевернулся и на твоей улице грузовик со сладостями?
Щелчок дверного замка поднимает мой зад с кровати.
— Лан, потом поговорим. Кажется, вернулся мой грузовик со сладостями, — смеюсь я. — Еще раз с праздником тебя! Бабулю от меня поцелуй.
— Сильно не шалите. Пока.
Отключив телефон, кладу его на тумбочку и глубоко вздыхаю, прислушиваясь к приближающимся шагам. Демьян не торопится войти в комнату, поэтому выхожу я. Он стоит в дверном проеме гостиной. Прямо в куртке. И неотрывно смотрит на свои подарки для нашей дочери.
Думаю, пришло время просветить его.
— Дем…
— Серебрянская беременна, — заявляет он, так и глядя прямо перед собой.
Новость прошибает меня хлеще, чем пушечное ядро парусный фрегат. Я замираю в шаге от Демьяна, инстинктивно кладу ладонь на живот и чувствую, как немеют ноги. Дальше он может не рассказывать. Я не настолько недалекая, чтобы не догадаться, кого она записывает в отцы. Значит, у них был секс. Уже после нашего. Гадкое чувство, будто он мне изменил.
Он медленно поворачивается ко мне корпусом, но сочувствия в его лице слишком мало, чтобы вернуть этому дню былой восторг.
— На Новый год мы с ней…
— Не хочу ничего слышать, — перебиваю я его и стискиваю зубы. Глаза жжет, и мне противна сама мысль, что я могу расплакаться.
— Ты должна меня понять. Я не могу отказаться от родного ребенка.
— В пользу чужого? — стараюсь говорить ровным голосом, почти не дрожащим. — Да, я понимаю. Можешь забрать подарки. Вам они тоже скоро пригодятся.
Он опускает глаза, вынимает из кармана куртки банковскую карточку и кладет ее на полку шкафа-прихожей.
— Здесь триста тысяч. Пин-код «ноль два ноль восемь». Легко запомнить. Позже буду переводить еще. Пока на ноги не встанешь.
— А я не падала, Дем, чтобы вставать.
— Ты считаешь меня ничтожеством?
— Нет, трусом. Хоть и благородным, — отвечаю через грызущую в груди боль. — Тебя отец заставил, да? Но он прав. Ребенку нужны оба родителя.
— Тогда, может, и ты расскажешь отцу Габи о ней?
— Он слишком тупой, чтобы знать о ней. Я сумею заменить ей его. Я же баба с яйцами. Из крутого теста слеплена. Справлюсь.
Его взгляд становится пронзительным, жгучим. Ждет, когда к нему на шею брошусь и начну уговаривать остаться. Цену себе набивает, говнюк! Только на хренища он мне сдался, пляшущий под дудку своего душевнобольного папашки с его театром кукол?! Пусть воспитывает «родного» ребенка. Как братец, чьи все три отпрыска под жирным вопросом. Раз не может своих родственников на место поставить и въехать в дешевый спектакль бездарной актрисульки Серебрянской.
Беременна она. А как же! Это что же получается, девять-десять недель? И она только сейчас заметила, что задержка? Так увлечена была салонами красоты и тусовками? И все вскрылось спустя сутки после нашей с ней встречи? Мысленно закатываю глаза.
— Если что-то…
— Не понадобится, — обрываю Демьяна на полуслове. — Иди. — Жду секунду, две и повторяю четче: — Уходи, Дем, ко мне гости должны прийти.
— Вот так просто выгонишь?
— А чего ты ждал? — пожимаю плечом. — Ну не получилось у нас ничего, подумаешь. Я с самого начала ни на что не рассчитывала. Все нормально.
— Ладно. — Он делает шаг назад. — Я завтра позвоню твоей маме.
— Не парься. Я сама с ней поговорю.
Я вхожу в гостиную, захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. От обиды и злости в висках дико пульсирует. В носу щиплет. А доченька совсем не двигается. Ей куда больнее, чем мне. Ведь у нее образовалась невидимая связь с отцом. Но что я могу сделать? Заявить, что Габи от него? Сразу после новости о «беременности» его бывшей? Это так низко и нелепо! Будто от отчаяния!
Но ты же любишь его, твердит сердце! И он любит тебя. Не остановишь его сейчас, загубишь все три жизни, которым дала шанс.
Я выскакиваю из гостиной в опустевший коридор. Ловлю запах его парфюма и приковываю взгляд к карточке.
Пусть подавится своими деньгами!
Хватаю ее и топаю на балкон. Демьян бодро шагает к своей мигнувшей фарами машине.
— Эй, сосед! — окликаю его. — Кое-что забыл! — Он поднимает лицо, остановившись, и я швыряю ему карточку. Та, описав в воздухе зигзаг, приземляется у его ног. — Там триста тысяч! Пин-код «ноль два ноль восемь». Легко запомнить. Купи своей овце золотой ошейник!
Сжав в кулаке ключи, он секунду буравит меня взглядом, потом разводит руки и кричит:
— Почему ты просто не признаешься, что Габи — моя дочь?!
— А сам догадаться не можешь?! — возмущаюсь в ответ, привлекая внимание прохожих.
— Так догадался, не дурак!
— А че молчал?
— А ты че молчала?
Я, рыкнув, ударяю ладонями по перилам:
— Скотина!
— Истеричка!
— Да пошел ты, — фыркаю и влетаю назад в квартиру.
Доча дает о себе знать, нехило толкнувшись. Словно пинает меня, велит не останавливаться.
Выдохнув, несусь в коридор. Засовывая ноги в тапки, ругаю себя за слабоумие, с которым мчусь за мужиком. Он мне на восьмое марта подарил новость о беременности от него какой-то стервы, а я теряю чувство самоуважения. Не перебарщиваю ли с благодарностью?
Нажимаю кнопку движущегося в неизвестном направлении лифта и дергаю ногой в его ожидании. Что я сделаю, выбежав на улицу? Брошусь под колеса машины? Начну умолять Демьяна жениться на мне?
Блин, я себя что, на помойке нашла? Да ну его!
Уже передумываю и решаю вернуться в квартиру, как лифт останавливается, двери раздвигаются, и из кабины вываливается Демьян. Мгновенье мы шокированно смотрим друг на друга. Будто случайно встретились спустя сто лет разлуки. А когда о его плечо ударяется дверь и отъезжает обратно, я проговариваю:
— Она врет.
