там, на площади. Почувствовал почти на физическом уровне. Достаточно было одного взгляда. Оборотень никогда без внутреннего убеждения не обрежет волос. Даже он сам их длину только укоротил, хотя его боль была не меньше. Теперь он верил тому письму. И тем записям с допроса, которые ему принесли уже глубокой ночью. И тем словам, которые прозвучали в ответ на обвинение. На краю гибели не лгут. А Элройд и без эшафота был, словно одной ногой в могиле. Бледный, осунувшийся, сгорбившийся. Он был похож на себя, пока только выслушивал приговор. Когда рука палача легла на плечо, лицо приговоренного к смерти даже осветила улыбка. И упасть на колени заставил его не палач. И не страх изгнания.
— Ты так любил Миранду? Как давно ты обрезал волосы?
— Нет, тут у тебя соперников нет. Я видел и всегда знал, что Мира для тебя больше, чем сестра. Поэтому и не взял ее тогда в столицу. Рядом с ней ты терял ясность мыслей. А решение надо было принимать на трезвую голову. Ты действительно хотел видеть меня на тех должностях, которые предлагал?
— Да. Это никак не связано с желанием видеть ее чаще. — Привычные язвительные ответы раздражали Стигмара. Элройд опять не отвечал на вопросы прямо. Но подстегивать его было бесполезно. Во-первых, так было всегда. Во-вторых, сидящий на полу был мыслями так далеко, что простыми словами до него докричаться непросто. — Я видел, что Мири счастлива рядом с тобой.
— Вот видишь. Ты даже имя ее произносишь по-особому. Я боялся оставить ее одну в столице, пока был на том совещании, а оказалось… — Элройд не договорил. Но и без слов было понятно, что он считал стаю самым защищенным местом. — Волосы обрезал сразу, как смог вспомнить, что ее не стало, а я был далеко, чтобы проводить в последний путь. Или тебе не донесли, что все это время я был в шкуре волка? По чье-то задумке я и околеть был должен, так и оставшись простым хищником.
— Пять лет? Уже через месяц с обратным оборотом бывают проблемы.
— А у меня и были. Я-человек не существовал все это время. Ты реально считаешь, что оборотня моего уровня завеса вокруг Долины нагов пропустила бы без проблем?
Стигмар внимательно прочел протоколы. Сейчас слушал ответы. И слово «бывший» постепенно перестало стоять рядом со словом «друг».
— Ты сказал, что дело не в гибели Мири. В чем?
— Ты не ответил на мой вопрос. А я ответил уже на несколько твоих. Почему ты отменил казнь? Неужели ты поверил моим записям? Зная тебя, я был уверен, что они полетели в корзину для мусора.
— А они и полетели бы. Если бы не пара обстоятельств. Но это будет очередной вопрос. Ответь на предыдущие.
—Тебе передали нож, который был со мной, когда меня спеленали твои стражи?
— Н-нет. Что за нож?
— Им убили мою истинную, Сиг. — Стигмара словно отрезвило привычно прозвучавшее сокращение его имени. Словно вернуло в те времена, когда они оба были беззаботными курсантами Академии. Когда еще не знали боли потерь. — Мира была признанной. Ее смерть… Я думал, что умер вместе с ней. Но… Почему ты отменил казнь?
— Я не отменял. Я изначально приговорил тебя к жизни. К жизни в муках раскаяния. — Слова, которые были приготовлены и отрепетированы, Стигмар проговорил это равнодушной скороговоркой, словно это не было основным приговором убийце. И сейчас они не были главными. Великого князя зацепило только одно слово. — Не сбивай меня с мыслей! О какой истинной речь? В каком еще убийстве ты оказался замешан?
Элройд впервые за разговор поднял голову и посмотрел на того, чью дружбу по глупой случайности предал. Хотя, предал ли? Если ошибку, которая привела к смерти близкого человека можно назвать предательством, то да. Он тогда ошибся, оставив жену дома. В стае. В самом надежном месте мира, так всегда считалось. И ошибся. Рядом с ними был тот, кто ждал момента. Готовился. Ошибка альфы была в том, что не разглядел предателя среди волков стаи. А что предал кто-то из своих, он уже не сомневался. Было время все вспомнить и оценить. Но так и не понял, кто именно. Именно поэтому ошибка еще не исправлена. Тот, кто сделал предателя из него, Элройда, все еще не понес должного наказания. Более того, он все еще действует. Открыто и нагло. И все еще неизвестен.
— Дай мне доступ в библиотеку. Это пока только мои догадки, которым нужно подтверждение. Даю слово, потом расскажу все подробно.
— Сначала расскажешь, потом подумаю, стоит ли верить твоему слову. Пока решаешь, с чего начать, ответь на один вопрос. Кто это мог написать? — Стигмар протянул бумагу, зажатую в побелевших от напряжения пальцах. Потом отошел и тяжело опустился на один из стульев.
Глава 40.
Один взгляд на ровные ряды непривычно округленных рукой писавшего угловатых букв алфавита, и из горла Ройда сам собой вырвался стон, а где-то рядом с глазами стало горячо. Почерк был не знаком. Но, сам не понимая почему, оборотень твердо знал, кто писал это послание. Запах? Предчувствие?
— Позволь мне оставить это письмо. Это все, что мне от нее осталось.
— Кто, Ройд? — Нетерпение уже выдавало себя рычащими нотками.
— Ее зовут… звали Милорада. Я оставил ее в Храме Ашшинхайи. Там до нее не доберутся хищники, а… — Стигмар заметил, как побелели костяшки сжатых кулаков все еще сидящего в неудобной позе на полу друга. — Тело… Оставил ее тело. Мне нужно будет провести обряд. Позволь мне проводить в мир предков хотя бы ее.
— Значит, Милорада. И ее убили тем ножом, который по какой-то причине не приложили к делу. — Стигмар сам не понял, почему это признание не вызвало гнев. Эта неведомая Милорада заняла в сердце друга место, которое по праву принадлежало Миранде. О причине такого парадокса у него еще будет время подумать.
— Да, так же метнув его в спину, как и в
