с плеча.
В эту минуту раздался громкий стук в дверь, и девушки вздрогнули.
— Кто это? — нахмурилась Ирия.
— Может, Вячеслав? Он обещал зайти, — предположила Цветана.
— Открой, Лисия, — попросила Океана.
Ближе всех стоявшая к двери Лисия распахнула створку.
На пороге показался высокий плечистый витязь без шлема и плаща. Все удивленно посмотрели на Ратмира, и он, пройдя в комнату, остановился у входа.
— Могу я говорить с вами наедине, царевна Церцея? — спросил княжич, устремляя глаза на светловолосую девушку.
— Зачем? — спросила она с вызовом.
— Думаю, нам есть что обсудить, царевна, — тихо ответил Ратмир.
— Мы выйдем, — закивала Океана, прекрасно зная, что еще до всего этого хаоса княжич Ратмир неровно дышал к ее сестре и, естественно, теперь не мог не прийти в ее комнату.
Она взяла Цветану за руку поспешила к выходу, а за ними вышли все остальные.
Глава XX. Предатель
Когда они остались вдвоем, Ратмир закрыл плотнее двери. Церцея все так же пораженно смотрела на него, до сих пор не веря в то, что он жив.
Она стояла перед ним, такая прекрасная и невозможно желанная. Наверное, минуту Ратмир подавлял в себе желание подойти к ней и прижать девушку к своей груди. Но его останавливал ее взор: строгий и холодный.
— Как ты, царевна? — спросил он тихо, делая несколько шагов к Церцее и пытаясь прочитать на ее непроницаемом лице, о чем она думает сейчас.
Взор-лезвие, которым окинула его девушка, пронзил существо Ратмира. За то время, что они не виделись, что-то изменилось в ней. Раньше он никогда не видел у Церцеи подобного взгляда: ледяного, предостерегающего. Ему вдруг подумалось, что страдания изменили ее. Она всегда казалась милой, веселой, порывистой. Но теперь перед ним стояла строгая дева, которая лишь внешне казалась безобидной, но внутри ее существа горел ледяной испепеляющий огонь. Он понял, что раньше даже не догадывался об этих свойствах ее души. Слово «опасна» отчего-то всплыло в его сознании. И это было непонятно ему, ибо это слово не сочеталось с ее прелестной, легкой и чарующей внешностью.
Наконец она перевела свой пристальный взгляд с его лица чуть в сторону, как будто ей было неприятно смотреть на него.
— Итак, ты жив, — холодно произнесла она, обхватив себя руками, словно замерзла.
— Да. Выжил, — ответил он коротко. — Пришлось, правда, присягнуть на верность императору.
— И ты говоришь это так спокойно?! — тут же вспыхнула она. Ее видимое безразличие и холодность вмиг исчезли, и она даже указала в его сторону рукой. — Ты! Тот, которому мой отец дарил искрящееся перо феникса, как лучшему витязю чародейной сотни!
— Царевна…
— Ты так просто предал нас?! Наши народы! Нашу планету! И теперь служишь этому захватчику, исполняешь его приказы?! — ее глаза метали молнии, и Ратмир впервые видел такую Церцею — гневную и обвиняющую.
Он немного оторопел от слов, явно не ожидая от нее такого дикого яростного выпада.
— Ты многого не знаешь, царевна, — холодея, произнес он.
Именно этого он и боялся. Что она станет считать его ничтожеством, переметнувшимся на сторону врага.
— Что мне надо знать, предатель?! — выпалила она.
Пошатнувшись, Ратмир почувствовал, как тревожными траурными ударами забилось его сердце. Она упрекала его за трусость и называла предателем. Он не мог сказать ей, отчего так поступил. Не мог сказать, что одним своим решением перейти на сторону драконовых спас несколько сотен своих ратников и… Он оборвал свои мысли и хмуро взглянул на нее.
— У нас не было выбора, — тихо выдохнул Ратмир, еще пытаясь объяснить всё.
Но он видел, что она не хочет слушать его объяснения. Она уже записала его в своем сердце в предатели.
— Предатель! Не ищи оправданий!
— Ты вольна называть меня, как тебе угодно, царевна, — выдохнул он.
Не в силах смотреть в ее сверкающие негодующие очи, он опустил глаза в пол.
Ее слова били прямо в сердце. Как же он любил ее в этот момент. Сегодня, приехав в Элий, он жаждал прижать ее к своей груди, сказать, что все будет хорошо. Но нет, она сразу же выстроила перед ним неприступную стену, даже не захотев понять его. Она обличала его беспощадно и жестко, не меньше, чем корил себя он сам. И он до сих пор трепетал от единственного взора на нее.
— Зачем ты вообще приехал сюда?! Чтобы поглумиться над нами? — распалялась Церцея. Она чувствовала, что ярость и возмущение переполняют ее, и сама испугалась своих диких порывов. Но отчего-то не могла успокоиться. Весь его вид вызывал у нее негодование. — Показать, что ты теперь с ними и что мы тоже должны подчиниться врагам? Да? За этим ты приехал?
— Я прибыл доложить волю императора Сумрачного. Вам решать, покоряться или нет.
— Вот из-за таких малодушных истуканов, как ты, драконам и удалось покорить Черипаху! — воскликнула она.
— Я не стоял в стороне, Церцея, мои ратники бились до последнего.
— Врешь! — прошипела она. — Те, кто бился до последнего, ушли к предкам. А ты жив!
— Ты упрекаешь меня в том, что я жив? Благодарю…
— Выворачиваешь мои слова, как тебе угодно, княжич?! Я не это сказала!
— Церцея, ты должна понять, я…
— Они уничтожили северахов! Всех! Я знаю про то! — она замолчала, словно что-то вспоминая, и глухо просипела: — Погоди… мастер Вячеслав говорил, что северахов уничтожали бывшие царские ратники вместе с драконами, и предводителем был один из княжичей… Это был ты?! — вскричала в ужасе она.
— Да… только….
— Мерзавец! Какой же ты мерзавец, как ты мог пойти на подобную подлость?! Ты так боялся за свою шкуру, что пошел на убийство невинных! Безжалостно уничтожал с драконами целую расу и давал приказы своим людям?
— Церцея! — он угрожающе выдохнул, не в силах выносить ее обвинения, которые резали его по живому.
Она схватилась рукой за свое горло, словно задыхалась, на ее глазах заблестели слезы.
— И я… Я тебя оплакивала… — просипела она — Я тебя… — она замялась, помня, как любила его. Сейчас же она не могла понять, как так ошиблась в этом страшном монстре, который помогал драконам уничтожать своих сородичей, целую расу, расу, которая была такой же их семьей, как и другие четырнадцать. Это было невыносимо. — Убирайся прочь, предатель! Ненавижу тебя! — прохрипела она в исступлении, более не в силах смотреть на него. — Прочь! Я более не желаю тебя видеть никогда!
После ее словесного выпада Ратмир как-то весь сгорбился и, наверное, минуту молчал. Он сжал кулак, чувствуя, как Церцея добивает его страшными словами. Он понимал, что надо уйти немедля, ибо ее
