из комнаты.
Агент Леви сорвал со стола пистолет и дернул следом. Вера посмотрела с недоумением на Зою и тоже побежала за всеми. Она дважды обернулась, пересекая коридоры, рассчитывая увидеть сестру Эмиля бегущей рядом, но та почему-то решила остаться.
Они пронеслись по узким проходам и выбежали в Зал Муз с ярко-красными стенами, на фоне которых красовались мраморные скульптуры женщин в туниках, восседавших на коричневых тумбах с канелюрами. Окна потемнели – солнце успело сесть. На Эмиля налетел взявшийся словно из ниоткуда инспектор Руиз.
– Он исчез!
– Как исчез? – вскричал тот.
– Я не нашел его. Ребята тоже не видели. В архиве его нет. Он скрылся!
– Конечно, попытается скрыться! – негодовал Эмиль. – Он же не дурак. Но где полиция? Надо его найти, немедленно!
В зал вбежала бригада полицейских в темно-синей форме с короткими рукавами и квадратными кепками, – красавцы, как на подбор, черноглазые шатены с аккуратными, ухоженными бородками, подтянутые. Вместе с ними были те, кто в штатском, некоторые держали наготове пистолеты. В воздухе плавало шипение раций и шуршание голосов, раздававшихся из них, громкая и бойкая испанская речь, которую Вера понимала лишь на четверть, – вся эта какофония эхом отскакивала от высоких стен высокопотолочного зала. Двое мужчин в простой, непримечательной одежде и не такие лощеные, как полицейские в форме, размахивали руками, отдавая приказания. Далеко Хавьер Барба не ушел – музей был пуст и оцеплен полицией.
Вера даже предположить не могла, как Эмиль вышел на него.
– Зоя, где он? – кричал он по-французски, бросаясь из стороны в сторону и впиваясь пальцами в уши. – Зоя, ответь!
Он будто разговаривал сам с собой или с музейными духами. Зоя, видимо, отвечала ему по невидимому наушнику, использовать который недавно доводилось Кристине Дюбуа.
– Зоя, ты его видишь? Вообще нет? А конференц-зал? Да, верхний экран, самый верхний, черт, там, где стулья… А на этажах? Мы идем. Отключаюсь.
Несколько полицейских направились в комнату охраны, Эмиль повернул следом.
Целый час бригада CNP обшаривала музей, но начальник безопасности словно растворился в воздухе. Это попахивало мистикой. Люди обстукивали стены, полы и потолки в поисках потайных шахт и ходов. Позже подвезли мудреное оборудование и металлоискатели. Эмиль сидел на полу у статуи «Оборона Сарагосы» с ноутбуком на коленях и пытался отследить телефон Барбы через радиовышки. Но сигнал канул в Лету, хотя должны были «идти пинги», как это назвал Эмиль, даже если телефон выключен и вынута SIM-карта.
– Он должен быть тут! – срывались с его губ яростные слова. – Здесь есть комнаты, обшитые металлом? Клетка Фарадея, клетка Фарадея… Черт!
Инспектор Руиз, стоявший рядом, молчал.
В конце концов, поиски превратились в бесцельное блуждание по музею. Завершать операцию, в ходе которой потеряли подозреваемого, никто не хотел, тянули время, но усилий для поисков никто уже особо не прилагал.
Вера, устав бегать по этажам, вернулась в главный холл, где была касса, и села на скамейку неподалеку от мраморной «Обороны Сарагосы». Эмиль давно бросил попытки поисков через сеть и исчез где-то в недрах музея, как, впрочем, и Зоя. К Вере подошел Джон Леви, сел на скамейке напротив. Она подняла на него глаза. Тот смотрел с укоризной – нос припух, на скулах следы крови, глаза запали, под них легли черные круги. От боевого задора, каким он сверкал в момент их знакомства, не осталось и следа.
– Мне следует извиниться за то, что произошло, – прошептала Вера. Слова вырвались сами собой, она не знала, как вести себя с жертвой Эмиля.
– Вам? – криво усмехнулся тот.
– На самом деле, он просто делал свою работу.
– Это очень грязный метод. Мы с ним на одной стороне следствия.
– Позвольте, я попробую все объяснить. И рассказать, как именно обстоят дела… У Эмиля, скорее всего, не было времени. Он вычислил убийцу, но доказать мог, лишь проведя с ним опросную беседу при… эм-м… особых обстоятельствах, – пыталась выкрутиться Вера.
Она прекрасно понимала, что Эмиль сильно рисковал, сотворив такое со спецагентом ФБР – американским атташе. Тот не станет замалчивать свой разбитый нос. Эмиль, конечно, сделал вид, что считает иначе, уверенный: агенту будет стыдно рассказывать, как его отметелил парижский частный детектив. За него говорила свойственная ему бравада, показное бесстрашие, он им пользовался, как оружием. Эффект Даннинга-Крюгера: уверенность в себе – как туз в рукаве.
– Особых обстоятельствах? – Леви нахмурил лоб, точно боль прошила его голову, он сжал пальцами глаза.
– Дело в том, что Эмилю нужно было создать максимально напряженные условия допроса. Я могу лишь догадываться, поскольку сама ни о чем не знала.
– Не знали?
– Нет. Я, как и вы, зашла в комнату управления видеонаблюдением, понятия не имея, что он запрет нас там, а Зоя достанет оружие. Для меня это стало неожиданностью. Я была очень удивлена.
– Для человека в удивлении вы выглядели довольно спокойно.
– Все дело в тренировках… Он запрещает мне показывать эмоции.
– Запрещает? Да кто он вообще такой?! Вера встрепенулась.
– Я не так выразилась. – На ее лице появилась вымученная улыбка. Выразилась она, на самом деле, верно, более чем. – Я хотела сказать, что он учит меня владеть эмоциями. Профайлер должен полностью контролировать свои лицо, тело и реакции.
Джон Леви хмыкнул, опустив глаза, – ему стало стыдно за то, что дал себя вовлечь в провокацию. Он начал понимать план Эмиля, но вместе с тем еще больше его ненавидеть.
– Я уже привыкла. Он постоянно устраивает нечто подобное. – Вера выдавила улыбку. – Знаете, как мы с ним познакомились? Он нанял меня на роль живца для маньяка. И, разумеется, не сообщил об этом.
– Похоже, вы вступили с ним в крайне абьюзивные отношения. – На лице Леви появилось отвращение. – Вы с ним спите? С ним, с его сестрой? У вас такой уютный тройничок, получается?
– Нет! – воскликнула Вера. – Нет! Вы говорите сейчас, как обиженный ребенок.
Леви нахмурился и смежил веки: любое его движение явно отдавалось головной болью.
– Я психолог в штате его детективного агентства, занимаюсь профайлинговыми беседами.
– И приманка для маньяков по совместительству. Простите, но до меня не доходит. Вы ему мать? Опекун? Спасатель? Зачем вы пытаетесь его защитить?
– Спасатель…
Вера прикинула: интересно, как можно назвать их с Эмилем отношения?
– Да, спасатель. А он жертва в треугольнике Карпмана. Жертва и тиран в одном лице. Мне приходится спасать его от него же самого. Все так, вы правы, Леви.
– Зовите меня Джоном, – пробурчал тот.
– Вера. – Она протянула руку с улыбкой. Тот сделал вид, что пожал ее нехотя, но было видно, как от удовольствия у него приподнялись брови и зарделись скулы.
