лихо веют ленточки бескозырок на бегу.
— Мы должны установить контроль! Ополчение… Пока мы не знаем…
— Ни хрена вы не знаете, — проговорил Саша.
— Это что? Выйдите отсюда! Что такое? Охрана, выведите! — громовой голос, приказывал подчиниться, выйти, бежать, поджав хвост. Но Саша поднял оружие и выстрелил — сначала в одного, в черной униформе, ближнего, у окна. Перевел взгляд на другого… Голубой берет метнулся под стол, и Саша поднял автомат над головой, с усилием прочертил на полировке длинную полосу дыр, пригнулся — посмотреть. Готов, товарищ полковник!
Рявкали выстрелы, черные тени метались по окнам, безуспешно искали выход. Охрана губернатора доказала, что не зря ест хлеб — сумела вывести «горячо любимого» из-под удара сегодня ночью — но днем она беспомощна. Не просто так им выдали черные костюмы.
Александр поднимает руку — тишина!
Андрей Викторович сидит, лицо налилось кровью. Саша осмотрел помещение. Прошелся взглядом по рядам обитых бархатом диванов вдоль стен, и тотчас же понял — не надо было смотреть…
Кресла у стола, много, штук пятьдесят. Высокие, обиты черной кожей, не просто дорогие — дорогущие. Даже страшно представить — сколько они стоят. Лепной потолок, хрустальные люстры с шарами, массивные шкафы, с толстым стеклом, под ногами не дорожка — самый настоящий ковер, на всю залу, пятьдесят на десять, может быть шерстяной, ноги в кирзачах утопают, как в болоте. Саша видел новости по телевизору, давно, год назад. Собирался кабинет министров, в Израиле, в маленькой, но, по всей вероятности, богатой стране. Там кабинет был, наверно, побольше этого, только вместо гобеленов — голые стены, на полу — линолеум, стулья из нержавейки. Но ведь так и должно быть! Нищая страна не должна показывать своей нищеты. Богатое государство не должно кичиться своим богатством. Это же логично, но как хочется плюнуть в лицо тому, кто придумал такую логику!
— Кто вы? Что вам нужно? — громко спросил губернатор. Он, не смотря ни на что, не потерял самообладания. Это был сильный человеком, который хранил незыблемую веру в то, что с любым можно договориться. Даже сейчас, здесь, среди трупов, с пьяными убийцами. Всем людям что-то нужно, каждый добивался от него — кусочка власти, денег, продвижения проекта, подписи — и эти бандиты тоже чего-то хотят. Андрей Викторович приготовился к длинному разговору, к невозможным условиям, которые он, будто скрипя сердцем, пообещает выполнить. Только бы они не смотрели…
— Ты не помнишь нас. Но мы знаем тебя. Этого достаточно, — тихо проговорил Александр. — Когда ты приходил к нам, мы были готовы. Мы вылизали языками пол, на который должна ступить твоя нога. Я видел замученных до полусмерти женщин, которые готовили совхоз к твоему приходу. И ты являлся, большой, важный дядя, всемогущий и справедливый. Знаешь, что каждый из нас думал, после каждого твоего явления народу? Знаешь? Я скажу — мы думали, чтобы тебя больше никогда не было, чтобы ты забыл о нас, чтобы не лез со своими идиотскими похвалами и грамотами. Я пришел сделать это.
— Что я могу сделать? — капли пота побежали по широкому лбу. Не надо показывать, что боишься, надо дать почувствовать, что он, губернатор — такой же человек, со своими слабостями, со своей жизнью…
— Что ты можешь? — переспросил Саша. — Ты можешь умереть. Больше ничего не требуется.
Выстрел прозвучал неожиданно громко — все затаили дыхание. Только в углу послышался приглушенный стон. И тотчас же закричал младенец. Как не хочется смотреть! Но надо, Сашок, надо.
Зачем она пришла? Боялась оставаться дома? Решила поддержать мужа в кризисной ситуации? Из верности? Юная женщина, в два раза младше своего почти всемогущего супруга, она смогла подарить ему наследника. Со старой женой губернатор тихо и мирно расстался, газеты пестрели и умилялись идиллической новобрачной фотографии.
— Чтобы тебя разорвало, дура, — прошептал Саша, тупо глядя на стол. Надо же, нашли механические печатные машинки, целых две. Секретарши готовили приказы и указания, под пять копирок, неистово, рьяно, молодая даже состригла ногти. Александр перегнулся через стол — вторая секретарша была уже почти старухой, с пучком седых волос на затылке. Нечто похожее померещилось в двух телах, распластавшихся по разные концы стола. Секретарши часто похожи друг на друга. Эти тоже, хотя одна молодая, другая старая; девушка раскинула руки, пуля откинула ее на спину, неловкое падение задрало короткую юбку до трусиков. Старуха же будто прилегла поспать на ковер — как большая черная собака — смерть попала ей в спину, старая женщина медленно сползла с кресла, скрючилась. Но все равно похожи, потому что самое большое сходство в том, что они — мертвые.
Саша развернулся и твердым шагом направился в угол, на звук голоса маленького человечка, который совсем скоро вырастет, закончит престижный институт, как сын героя станет видным политиком, а может быть просто банкиром, или очень хорошим адвокатом. Сейчас его жизнь — в руках матери.
— Дай руку, — процедил Саша сквозь зубы. — Правую давая, стерва.
Он смотрел прямо в глаза, и видел там страх, растерянность и только-только зарождающуюся ненависть. Надо ее убить, но как? Александр рванул маленькую руку с черным перманентом на блестящих ногтях, и желал лишь одного. Маленькая, почти незаметная, заживающая царапина. Спасена, будет жить, и черт с ним, что поцарапалась, быть может, маникюрными ножницами. Комиссия вопросов не имеет. Он выпустил ее ладонь из своей, оглянулся, словно волк в телятнике.
Наиль пожал плечами. Он видел, что его друг просто струсил, перепугался. Ничего, сейчас не место для жалости и хорошо развитого воображения. А глаза у девки так и сверкают. Не дура, ох, не дура. Самого губернатора зацепила, а уже если их зацепит… Наиль не колеблясь вскинул приклад к плечу.
Саша смотрел в бесстрастные грязно-зеленые глаза татарина. Не выдержал, опустил взгляд, отошел с линии огня. Наиль выстрелил четыре раза, чтобы наверняка. Три патрона волчице, один — волчонку, с него хватит…
— Сколько времени? — спросил Александр.
— Одиннадцать, — отозвался кто-то из «стачечников».
— Еще в одно место заедем — и хватит на сегодня, — сказал Саша. — Наиль, что стоишь? Разливай водку.
Татарин ухмыльнулся, развернулся на каблуках, мужики торопливо расступились перед ним. Наиль открыл один из шкафов, с все той же усмешкой достал из темного нутра пару початых бутылок коньяка, схватил стаканы.
— Нюх у меня, — похвалился он.
Вкуса Саша не почувствовал, только жжение, и твердый ком, что застрял в горле, провалился в желудок. Артемич, сидевший рядом, засосал свой стакан одним махом. Александр встал, подошел к креслу во главе стола, ногой отпихнул бывшего губернатора. Хотелось почувствовать — что такое
