Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 171
я останусь инвалидом, а я мог бы и не знать.
Я вообще-то понятия не имел о том, как лечат сотрясы, и вообще в домашних (а в моем случае даже не в домашних) условиях можно это пережить или нет. Мне было страшно попасть в больницу, я боялся, что там отец меня точно отыщет.
Чудился мне запах его или нет? Все могло быть.
Ширли Кертис жила в стареньком кирпичном доме, и высоткой-то не назвать, четыре этажа всего, а на первом – аптека. Удобно, когда ты студентка медицинского.
В аптеке, и к этому я никак привыкнуть не мог, у американцев продавались всякие прикольные штучки – от конфет до косметики. Сразу захотелось зайти, попялиться на что-нибудь, украсть для Ширли блеск для губ или тушь, или что там еще ей бы понравилось, что еще она бы приняла как плату.
Но я помнил о том, что мне сказал Алесь. Никаких неоправданных рисков.
Помнится мне, что у того подъезда я впервые подумал: могу ли я прожить другую жизнь, чем мой отец.
С тех пор эта мысль занимала меня очень часто, я тогда и не знал, как все повернется, не верил в ее скорое возвращение. Подумал: могу, да сразу забыл. Если бы так все было просто, ой какие бы мы все были счастливые.
А Ширли оказалась милой, маленькой (ниже меня) девушкой. Лет ей могло быть двадцать или двадцать пять – такие лица долго не меняются. У нее блестели темные глазки, от калифорнийского солнца она вся золотилась, и мордочка у нее была лисья, смешная, ловкаческая. Пахла она, однако, одной лишь человечиной.
На ней были шорты и обтягивающий топик (соски я сразу заметил, чего уж там, на них и пялился главным образом), я ее явно разбудил, но на улице мне было одиноко и холодновато.
– Привет, – сказал я. – Меня зовут Борис. У меня нет дома, и друзья посоветовали мне обратиться к тебе. Я упал, ударился, у меня болит голова, все кружится, и меня уже несколько раз тошнило. Ну чего, мне можно помочь?
Сначала она глядела на меня туманно, затем – обеспокоенно, тут же впустила в дом, налила мне слабого, сладкого чаю и включила тут же заурчавшую кофемашину.
В ней была какая-то легкость, естественность, в движениях и во всем, но говорила она по-другому, сдержаннее. Такая хорошая девочка, сладкая, добрая душа. От нее приятно пахло – ее собственным запахом и кокосовым гелем для душа, после сна она была еще горячая, я почувствовал это, проходя мимо.
– Расскажи мне, как все случилось.
К этому-то меня жизнь не готовила. Ну, я ей наврал, конечно, сказал, что об бордюр долбанулся виском, она посмотрела, потрогала (и это было прям приятно), только что не поцеловала.
– Понятно.
И ей правда все было понятно, то есть она знала, что я вру, я видел. И это была шаткая моральная позиция: помогать кому-то и в то же время не замечать очевидных вещей. Но, возможно, только из-за этой избирательной слепоты Марина, Андрейка и Алесь ей доверяли. Таких у нее водилось много, и всем им нужно было, чтобы она чего-то не видела. Чтобы не вырывала у них пакеты с клеем, не вела в больницу.
Она мне выдала кучу таблеток, долго расписывала, как их пить (одни я быстро бросил, потому что от них постоянно хотелось ссать, а другие меня даже вштырили), запретила эмоциональные и физические нагрузки, стучала по мне молоточком, заставляла ходить по комнате и трогать себя за кончик носа. Все это было забавно и мило, я и сам не заметил, как мы уже говорили с ней про греческие трагедии.
– Ты послушай, – я к ней нагнулся, и она не отшатнулась, хотя пасло от меня, должно быть, ого как. – Вообще в классической трагедии все происходит от момента, когда рассвело, и до того, как солнце зайдет. Меньше одного дня. Это всегда день, который все изменил. Один всего день. Но в жизни же так не бывает. Все сдетонирует, когда ты не ждешь. Меня это убивает. Слушай, а у тебя есть выпить?
– Борис, тебе нельзя пить.
Она так ласково мне улыбнулась, что я и передумал сразу.
– Меня убивает, – продолжал я, – что жизнь человеческая там уменьшается. В ней же столько хаоса. Столько всего.
Мне было тяжело подбирать слова, и она ждала. Я видел, как она думает: тяжко без знания языка мне или это мозг мой сбоит? Изучала меня, смотрела пристально. А я смотрел на нее, и что-то между нами такое возникло, я никогда не пойму, почему все случилось.
То есть, может, за ней грешки и водились, может, такая у нее была слабость – потерянные мальчишки. Но не каждый же ей в душу западал.
Так что, наверное, просто нас друг к другу как-то притянуло, без причины, как иногда бывает с прибившимися друг к другу листьями – вот ничего у них общего, просто дождь склеил.
Короче, да, мы сидели близко, но не трогали друг друга, а я уже чувствовал такое электричество, или воздушную подушку, короче, что-то еще, напряженное. А возникло оно после того, как я показал ей свои язвочки.
– Инфекционный дерматит, – сказала она. – Я тебе дам антибиотиков. Как только отопьешь все, что я тебе прописала, попей и их, пожалуйста.
Такая хорошая девочка.
Она помолчала, глядя на меня. Квартирка у нее была хорошенькая, кухонька светлая, с большим окном, за которым ожидаешь увидеть прекрасный сад или типа того. А на холодильнике теснились смешные магниты, привезенные из путешествий, они меня развлекали.
– Знаешь, что странно, Борис?
– Что мы вот так сидим и всплыла вдруг тема греческой трагедии? Ой, это долгая история. Меня воспитал Гомер. Ну, не совсем. То есть цитатами оттуда я не кидаюсь. Хотя мне нравится: знаешь, Никто мой любезный, будешь ты съеден последним, вот тебе мой подарок!
Она засмеялась.
– Немножко не так вроде бы.
– Ну и ладно. А ты умная.
– Ты тоже, Борис. Но все-таки вот что меня беспокоит. Судя по тому, что ты говорил, да и по тому, что у тебя на виске, удар был очень сильным. А ты даже не потерял сознание. Ты точно не терял сознание?
– Ни на секунду. Ну, мне так помнится.
– И потом, после удара, тоже?
– Не терял.
– То, что ты описываешь, могло тебя убить. А ты, с сотрясением, еще умудряешься шляться по городу, принимать алкоголь и…
Тут она замолчала, посмотрела на меня, раздумывая о чем-то. В больничку? Не в
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 171
