родителей и угрожала рассказать обо всем. Тогда насильник или второй из родителей решил избавиться от Кэти и таким образом защитить семью. Возможно, они придумали инсценировать убийство на сексуальной почве, но у них не хватило духу… В чем я более или менее уверена, так это что мы ищем не законченного садиста и не психопата. Дегуманизировать жертву он не стал, наблюдать за ее страданиями тоже, похоже, не стремился. Мы ищем того, кому не хотелось убивать, кто словно бы действовал вынужденно. Он вряд ли даст о себе знать теперь – лишнее внимание ему не нужно. И повторять в ближайшее время тоже вряд ли станет, разве что кто-то будет ему угрожать. И он почти наверняка местный. Настоящий криминальный психолог, наверное, составил бы более точный портрет, но…
– Ты же Тринити окончила, да? – спросил Сэм.
Кэсси мотнула головой и зачерпнула еще вишни.
– Бросила на четвертом курсе.
– Почему?
Кэсси выплюнула в ладонь косточку и наградила Сэма своей особенно умильной улыбкой, от которой глаза ее почти превратились в щелочки.
– А что бы вы тут без меня делали?
Я-то знал, что она не ответит. Сам я не раз задавал ей этот вопрос и ответы получал один другого лучше, от “тебя же там не было, бесить мне было некого” до “кормежка была отстойная”. В Кэсси всегда присутствовала загадка. Это одна из многих ее особенностей, которые мне нравятся, и еще больше мне нравится, что, как ни странно, в ней это качество едва уловимо, ее таинственность эфемерна, ее почти не замечаешь. Она производит впечатление поразительно, почти по-детски открытой, и в каком-то отношении так оно и есть – с Кэсси что видишь, то и получаешь. Но есть в ней и то, чего не видно и до чего не добраться. Эта особенность Кэсси всегда приводила меня в восхищение. Даже несмотря на нашу крепкую дружбу, я знал, что в душе у Кэсси остались закоулки, куда она меня не только не впустит, но даже и заглянуть не позволит. На некоторые вопросы она не желала отвечать, какие-то темы обсуждала лишь в общих чертах. Попытайся прижать ее к стенке – и Кэсси отшутится и ускользнет, но изящно, как фигуристка.
– А ты молодец, – похвалил ее Сэм, – и неважно, что не доучилась.
Кэсси усмехнулась:
– Ты погоди, вдруг я фигни наплела.
– Но почему он ее целый день держал? – спросил я.
Этот вопрос меня мучил – во-первых, наводил на откровенно страшные мысли, а во-вторых, вызывал подозрение, что если бы убийце не пришлось по той или иной причине избавиться от тела, то он бы оставил Кэти у себя надолго, если не навсегда, и в конце концов она бы просто исчезла – бесповоротно и бесследно, как Питер и Джейми.
– Если по остальным пунктам я права и если он пытался отстраниться от преступления, значит, держал он тело где-то не по своей воле. Думаю, он был бы рад побыстрее от него избавиться, а хранил, потому что у него не было выбора.
– Он живет с кем-то на одной территории и ждал, когда они уйдут?
– Возможно. Но я вот думаю, а вдруг он подбросил тело археологам не просто так. Может, это часть более сложного плана? Или же у него нет машины, а территория раскопок просто самое удобное место. Это соответствовало бы словам Марка, что никаких машин мимо раскопок не проезжало. И значит, убили Кэти где-то поблизости – например, в одном из домов на окраине поселка. Может, убийца собирался выбросить тело ночью в понедельник, но Марк развел в лесу костер. Убийца заметил свет и испугался. Пришлось спрятать тело и ждать следующей ночи.
– Или Марк и есть убийца, – сказал я.
– У него алиби на ночь вторника.
– От девушки, которая по нему с ума сходит.
– Мэл не из тех девушек, которые прячутся за парня. У нее свои мозги есть, и она достаточно умна, чтобы осознавать всю важность происходящего. Если бы Марк на самом интересном месте выскочил из постели и где-то полночи гулял, Мэл нам сказала бы.
– Или у него был сообщник. Та же Мэл или еще кто-нибудь.
– А тело они прятали на ближайшем холмике?
– Какой у этого Марка мог быть мотив? – подал голос Сэм.
Все это время он помалкивал, поедая вишню и внимательно слушая.
– Мотив – он просто свихнутый на всю башку, – ответил я. – Ты же не слыхал, чего он несет. С виду производит впечатление вполне нормального – достаточно нормального, чтобы втереться в доверие к ребенку. Но когда речь заходит о раскопках, то начинается бред про ритуальные служения и богохульство. Раскопки под угрозой – вот-вот начнутся работы по прокладке шоссе. Он мог думать, что если сделать человеческое жертвоприношение, как в старые добрые времена, то это умилостивит богов, те вступятся и спасут раскопки. Он совершенно повернутый на раскопках.
– Если это языческое жертвоприношение, – сказал Сэм, – чур, О’Келли об этом сообщу не я.
– Пускай Марк сам и скажет О’Келли. А мы билеты на такое зрелище продавать будем.
– Марк не чокнутый, – твердо заявила Кэсси.
– Еще какой чокнутый.
– Нет. Он просто увлечен своим делом. Это не называется чокнутый.
– Ты бы этих двоих видел, – сказал я Сэму, – прямо не допрос, а свидание. Мэддокс поддакивала, глазки ему строила, убеждала, что понимает его чувства…
– Вообще-то я и правда понимаю, – перебила меня Кэсси. Она собрала документы в стопку и перебралась на диван. – И глазки я никому не строила. Когда начну строить, ты это сразу заметишь.
– Но ты понимаешь его чувства? Тоже возносишь молитвы богу археологии?
– Господи, какой ты придурок. Заткнись и слушай. По поводу Марка у меня своя теория есть. – Кэсси разулась и подобрала ноги.
– Боже, – вздохнул я. – Надеюсь, Сэм, ты не торопишься.
– На хорошую теорию времени не жалко, – сказал Сэм. – Нальете мне, если уж мы все равно работать закончили?
– Мудрое решение, – похвалил я.
Кэсси подпихнула меня ногой:
– Поищи там виски или еще чего-нибудь.
Я отбросил ее ногу и встал.
– Итак, – начала она, – каждому из нас надо во что-то верить, согласны?
– Зачем? – спросил я.
Ее слова прозвучали неожиданно и как-то загадочно. Сам я не религиозен, и, насколько я знаю, Кэсси тоже.
– Надо, и все. И в каждом обществе, которое когда-либо существовало, имелась своя система верований. Но сейчас… Вот скажи, сколько твоих знакомых – верующие? Не просто ходят в церковь, а по-настоящему веруют, то есть стараются в своих поступках следовать примеру Христа? Я не про веру в политические идеи. У нашего правительства никакой идеологии вообще нет, это
