Полыхнуло пламя, раздался оглушительный грохот. Дождем посыпались обломки. Взрывная волна едва не сбила нас с ног. Дверь куда-то исчезла.
Кто-то бросился вперед, размахнулся, швырнул адскую трубку в дверной проем. С окон нижнего этажа сорвало ставни, внутри взвился фонтан стекла и огня.
Машина, которая пришла третьей, прикрывала нас, обмениваясь выстрелами с округой. Та, что шла впереди нас, свернула в переулок. В промежутках между взрывами из-за дома доносились пистолетные выстрелы — это головная машина заняла огневой рубеж у задней двери.
О'Марра выбежал на середину улицы, сильно размахнулся и забросил бомбу на крышу кирпичного здания. Она не взорвалась. О'Марра высоко вскинул ногу, схватился за горло и тяжело повалился на спину.
Под пулями, которые посыпались из соседнего деревянного дома, упал еще кто-то из нашей команды.
Рено смачно выругался и сказал:
— Выкури их оттуда, Брюхо.
Брюхо поплевал на бомбу, забежал за нашу машину и размахнулся.
Мы повскакали с тротуара, увертываясь от летящих предметов, и увидели, что с деревянным домиком покончено. По его разломанным бокам поползло пламя.
— Есть там еще? — спросил Рено. Мы озирались, наслаждаясь новизной положения: в нас перестали стрелять.
— Последняя, — ответил Брюхо, протягивая бомбу.
В верхних окнах кирпичного дома плясал огонь. Рено взглянул туда, взял у Брюха бомбу и приказал:
— Осади назад. Сейчас будут выходить.
Мы отодвинулись.
Внутри кто-то крикнул:
— Рено!
Рено скользнул в тень нашей машины и только тогда ответил:
— Ну?
— Мы сдаемся, — прокричал грубый голос. — Выходим. Не стреляйте.
Рено спросил:
— Кто это «мы»?
— Это Пит, — сообщил грубый голос. — Нас осталось четверо.
— Иди первым, — приказал Рено, — и клешни на голову. Остальные — за тобой, по одному, с промежутками в полминуты. Пошли.
Мы прождали секунд пять, и в растерзанном дверном проеме появился Пит Финн. Руками он держался за лысину. В отблесках пламени от соседнего пожара было видно, что лицо у него в порезах, одежда разодрана в клочья.
Перешагивая через обломки, бутлегер медленно спускался по ступеням.
Рено обозвал его рыбоедом паршивым и четыре раза выстрелил ему в лицо и в грудь.
Пит упал. Позади меня кто-то рассмеялся.
Рено швырнул в проем последнюю бомбу.
Мы влезли в машину, Рено сел за руль. Мотор молчал. До него добрались пули.
Рено вовсю заработал клаксоном, а мы вылезли обратно.
В нашу сторону двинулась машина, стоявшая на углу. В ожидании я бросил взгляд вдоль улицы, освещенной двумя пожарами. В окнах кое-где виднелись лица, но прохожие, если они и были, попрятались. Недалеко послышались пожарные колокола.
Машина замедлила ход, чтобы взять нас на борт. Она уже была набита битком. Пришлось укладываться штабелями. Кто не поместился, повис на подножках.
Мы переехали, подскочив, ноги мертвого Мотока О'Марры и легли на обратный курс. Один квартал проехали в тишине, хотя и без удобств. В дальнейшем мы уже не имели ни того, ни другого.
Из-за угла вынырнул лимузин, промчался полквартала нам навстречу, развернулся боком и остановился. Оттуда началась стрельба.
Вторая машина объехала лимузин и атаковала нас. Из нее тоже стреляли.
Мы старались как могли, но теснота в нашей машине не давала драться по-настоящему. Нельзя прицелиться как следует, если на коленях у тебя сидит человек, на плече висит другой, а третий стреляет на расстоянии двух сантиметров от твоего уха.
Наша третья машина — та, что была в тылу за кирпичным домом, — подтянулась и стала нам помогать. Но тут к противнику присоединились еще два автомобиля. Видимо, налет талеровских ребят на тюрьму так или иначе закончился, и армия Пита подоспела оттуда, чтобы не дать нам уйти. Славная заварилась каша.
Я перегнулся через чей-то раскаленный пистолет и заорал в ухо Рено:
— Так не пойдет. Пусть лишние вылезут, будем отбиваться с улицы.
Он одобрил эту идею и распорядился:
— Выкатывайтесь по одному, ребята, доставайте их с мостовой.
Первым выкатился я, не сводя глаз с темного проулка напротив.
Туда же вслед за мной прибежал Брюхо. Я проворчал из своего укрытия:
— Не садись мне на голову. Найди себе какую-нибудь дыру. Вон там подходящий подвал.
Брюхо покорно затрусил туда, и на третьем шагу его подстрелили.
Я осмотрел свое убежище. Закоулок был всего в шесть метров длиной, он упирался в высокий забор с запертыми воротами.
Встав на мусорный ящик, я перемахнул через ворота и оказался во дворе, мощенном кирпичом. Из этого двора я перелез в другой, потом в третий, где на меня с визгом кинулся фокстерьер. Я лягнул его, вскарабкался на очередной забор, выпутался из бельевой веревки, пересек еще два двора — в одном на меня завопили из окна и запустили бутылкой — и спрыгнул на булыжник в тихом переулке.
Стрельба осталась позади, но не так уж далеко. Последнее я постарался поскорее исправить. Должно быть, я прошагал столько улиц, сколько во сне той ночью, когда убили Дину.
У подъезда Илайхью Уилсона я взглянул на свои часы. Они показывали три тридцать утра.
26. ШАНТАЖ
Мне пришлось долго тыкать пальцем в звонок своего клиента, чтобы добиться толку.
Наконец дверь открыл рослый загорелый шофер. Он был в брюках и майке. В кулаке он сжимал бильярдный кий.
— Чего надо? — осведомился он. Потом осмотрел меня и сказал: — А, это вы. В чем дело?
— Мне надо видеть мистера Уилсона.
— В четыре утра? Бросьте. — И он стал закрывать дверь.
Я вставил в щель ногу. Он перевел взгляд с ноги на мое лицо, взвесил в руке бильярдный кий и спросил:
— Что, трещину в колене захотел?
— Я не шучу, — настаивал я. — Мне надо видеть старика. Скажите ему.
— Нечего мне ему говорить. Сегодня днем он велел мне вас не пускать, если придете.
— Вот как? — Я вынул из кармана четыре любовных письма, выбрал первое, наименее дурацкое, протянул его шоферу и попросил: — Передайте ему это и скажите, что я сижу на ступеньках и остальные письма у меня в кармане. Скажите, что я просижу здесь еще пять минут, а потом отнесу их Томми Робинсу из «Консолидейтед Пресс».
Шофер хмуро покосился на письмо.
— К черту Томми Робинса и всех его родственников! — рявкнул он, взял конверт и закрыл дверь.
